Злопамятность

 Не сказать, чтобы я сам есть высоких моральных принципов, но воспитанный советской школой и пионерией, чётко различаю, «что такое хорошо и что такое плохо». А вот,  разбирая дела из фондов судебных следователей Смоленского окружного суда,  бросается в глаза одна особенность крестьянского менталитета, а именно злопамятность. Вроде все люди  крещёные с младенчества, с малолетства церковь посещающие. Ходили к причастию, слушали проповеди батюшки, который пытался до них донести  христианские заповеди. А ведь всё помнят, что случилось вчера и что десять лет назад. Не буду голословным и расскажу вам несколько небольших историй.

   15 августа 1861 года в имении подполковника Петра Викторовича Рачинского селе Заборье состоялся храмовый праздник. Как водится, его совместили с ярмаркой, на которой было много народа из окрестных деревень. Около шести часов пополудни староста имения Рачинского крестьянин Герасим Игнатьев с двумя дворовыми направлялся к церкви. На площади перед церковью он встретился с крестьянами генерала Боранцова, один из которых, Григорий Максимов, предупредил старосту, что его собираются избить скотник имения Рачинского Кузьма Иванов со своим братом Никитой. Он де сам слышал, как они договаривались у кабака (ну а где ж еще). В тот же момент Кузьма с Никитой набросились на старосту и стали его избивать. Кузьма при этом кричал: "Мироед, вдоволь нас поглодал!!! Напился ты моей крови". Дворовые попытались вмешаться, но на крик Кузьмы "Ребята сюда", подбежали ещё крестьяне из имения Рачинского (Авраам Парфёнов, Кузьма Леонов, Карп Аверьянов, Прокофий Харитонов, Михаил Иванов и Лука Федотов). Старосту сбили с ног и стали бить почём зря. Крестьяне других помещиков попытались вмещаться в драку, но Карп Аверьянов закричал - чужие отступись, а свои навались!!! Убоявшись быть побитыми,  те отошли в сторону. "Подлецы, вы что же это творите?" - раздалось над площадью. Это крестьянин Федот Алексеев попытался остановить совотчинников. Избиение на мгновенье прекратилось, и Герасим Игнатьев, вырвавшись, бросился бежать к господскому дому. Кузьма с Никитой погнались за ним, но догнать не смогли. На следующее утро староста от побоев умер. 1 сентября капитан корпуса жандармов Фон Бок начал расследование этого случая в Заборье. Все избивавшие вину признали, а зачинщиками выставили Кузьму Иванова и Карпа Аверьянова, которые подговаривали побить старосту. Оказалось, что скотник Кузьма Иванов за год до этого был наказан старостой розгами за нерадение (падёж скота и потраву полей Рачинского скотиной других помещиков). Карп же Аверьянов был из полесовщиков переведён старостой в простые работники, за что и затаил обиду. 5 сентября 1861 года всех виновных Фон Бок отправил в Поречский тюремный замок. Так вот - за обиду двух ещё пятеро отправились в сибирскую ссылку.

      В первый сенокос 1870 года Семён Андреевич Коваленков, крестьянин деревни Грудинино Лобковской волости Смоленского уезда,  купил под покос луг у крестьян деревни Баяды той же волости. Выставил за сено полведра простого хлебного вина и должен был после покоса заплатить рубль серебром. Баядинский староста Семён Сергеев, продавая лужок, клялся и божился, что по такой хорошей траве Коваленков накосит никак не меньше шести возов сена. Однако ж вышло только четыре. Грудининский крестьянин весь рубль отдавать не захотел, сена-то меньше обещанного. На Ильин день староста Семён Сергеев явился в Грудинино к Коваленкову и стал со скандалом требовать рубль. Но был послан по известному маршруту, в коем посыле  Коваленков был поддержан своими однодеревенцами. Неча, мол, вам, баядинским, зарываться. Староста затаил обиду.

   В следующем году Коваленков сторговал сено у цыгана деревни Киселёвка Дмитрия Никитина. Сговорились по 15 копеек за пуд. Навалив на телегу аж восемь пудов, Семён отправился по Рославльскому шоссе до дому. Неделю перед этим стояла непогодь, и все просёлочные дороги были в очень плохом состоянии. Свою гружёную телегу Семён решил вести через станцию Починок и вдоль путей Орловско-Рижской железной дороги на Грудинино. Но тут встретилось нашему герою аж два препятствия. Братец его родной Денис Андреев стоял у порушенного мостика через небольшую речушку, и, пьяно покачиваясь, материл на чём свет стоит небеса и окружающий простор. Что ж, мол, за невезуха такая, и продолжить выпивать не за что, да ещё прям перед ногами мосты рушатся. Тяжко вздохнув, Семён угомонил кулаком пьяного в драбадан Дениса, закинул его бренное тело на телегу, да и поехал в обход. А путь ему был единственный, через Баяды.

  Ехал через деревню как можно быстрее, но всё равно был замечен местными. И вот уже Гаврила Васильев, местный баядинский мужичок, бежит к старосте с докладом, что два человека везут телегу сена из кормового сарая в имении Елены Александровны Глуховской. Староста поднял людей и отправился ловить неизвестных. Надо сказать, что за пару месяцев до этого из амбаров Глуховской было украдено 25 четвертей ржи. Ночью кто-то сломал замки на амбарах и вывез зерно. Подозревали в соучастии и приказчика Глуховской Егора Тимофеева - безземельного крестьянина Болтутинской волости Ельнинского уезда. Но доказать ничего не смогли. А тут снова какие-то люди ездят по Баядам. Узрев своего должника, Семён Сергеев удовлетворённо потёр руки, ох, и оторвусь за всё хорошее. Мужики завернули воз и погнали его к имению Глуховской. Как Коваленков не орал, что купил сено в Киселёвке, его обвинили в краже сена из кормового сарая. Староста, тыкая пальцем в приказчика, кричал, что именно он разбазарил господские корма. Такой хай стоял над Баядами, что птицы на лету замирали, а у Елены Александровны разболелась голова. Послав за становым приставом, она ушла в дом. Коваленковых заперли покамест в том самом кормовом сарае. К вечеру приехал пристав, выслушал все противоборствующие стороны, мало что понял, и на всякий случай задержал воз с сеном, оставив его на ответственное хранение на дворе Глуховской. Коваленковы были отправлены к себе в Грудинино.

 По протоколу, составленному становым приставом, судебный следователь Нил Дмитриевич Виноградов начал расследование. Цыган Дмитрий Никитович Жачкин, проживающий в деревне Киселёвка, дал следователю показания о том, что Коваленков действительно купил у него 8 пудов сена. Но  оному цыгану веры не было, так как он был однажды под судом по делу о нападении на дом помещика Полуектова. Егор Тимофеев заявил, что знать не знает никакого Семёна Коваленкова, никакого сена ему не продавал, а кормовой сарай был открыт им для вывоза на скотный двор яровой соломы. Это подтвердил и скотник имения Глуховской отставной рядовой Марк Миронов шестидесяти лет. Но тут Виноградова совсем запутал староста Сергеев, который показал, что на следующий день после инцидента с возом сена к нему приходил Егор Тимофеев и предлагал штоф полугара и рубль ассигнациями за  молчание. Тимофеев это отрицал. Виноградов не нашел в деле уголовной составляющей и передал тяжбу мировому судье. Тот вызвал всех повестками на выездное заседание мирового суда на станцию Починок. На заседании выяснилось, что из имения Глуховской бежал приказчик Егор Тимофеев. Какие он крутил тёмные дела, осталось неизвестным, но из-за его побега пострадал Коваленков. Мировой судья сено присудил вернуть в амбары Глуховской, а Семёна Андреева сына Коваленкова оштрафовать на три рубля серебром.

    Теперь перенесёмся лет на пятнадцать вперёд в деревню Синичино Кощинской волости. Губернский секретарь Алексей Ефстафьевич Фалтин, полицейский урядник 1 участка 3 стана Смоленского уезда, подал рапорт становому приставу титулярному советнику Михаилу Васильевичу Соколову. В оном рапорте урядник описывал нападение на крестьянина Лариона Савельевича Доронова, 48 лет, православного, неграмотного. 18 мая крестьяне той же деревни Яков Васильев Романовский с сыном Андреем пришли на двор Доронова и взялись ломать изгородь. Им в этом помогали однодеревенцы  Родион Никифоров, Иван Дмитриев, а также из деревни Скоговки Никита Петров, Иван Евлампиевич Аргунов, Степан Тихонович Голендоров и Данила Алексеев. Когда хозяин попытался прогнать находников при помощи оглобли, его победили многолюдством. Сбили с ног, связали руки верёвками и погнали две версты в Кощинское волостное правление. В Кощине Романовский с сыном предлагали бить Доронова палкой по голове, чтобы «значить, вложить ума малость». Однако были остановлены петушковским десятским Филимоном Поповым. До появления урядника Ларион Савельевич пролежал на земле связанным более четырёх часов. Урядник, освободив пленника, задал Романовским резонный вопрос «это ж как же ж вашу мать, извиняюсь, понимать?» Из путанных объяснений выяснилось, что ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД Доронов смог купить у дворянина Белавенцева участок пахотной земли, на которую претендовали Романовские, заплатив вдвое. Вот и решили поучить.

    В июле 1889 года мужики деревни Харинки Белоручской волости Смоленского уезда отправились на сенокос. Доехав до своих лугов, они с удивлением обнаружили на них пасущееся стадо деревни Бабыново. Мальчишки-пастухи, поняв, что их сейчас будут бить, и возможно, даже ногами, сочли за лучшее ретироваться. За своими «чабанами» убежала в Бабыново и часть стада. Харинские уже промеж себя решали, как поступить с оставшимися коровами, когда на лугу появился бабыновский староста. За потраву лугов он обещался выставить ведро хлебного вина. Мужики из Харинки сказали, чтобы водка была к обеду, и взялись за косьбу. Староста не подвёл. И вот под скудную крестьянскую закуску ведро харинские распили. И тут же вспомнились на пьяную голову все давние и недавние обиды. О давнем земельном споре раскричались Мануил Сергеев и Пётр Васильев. Васильева поддержал его дальний родственник Николай Карпов. За что и получил по голове от Мануила песчанкой, которой точат косы. От сильного удара камень разлетелся вдребезги. Мануил и Николай сцепились, молотя друг друга кулаками. Отец Мануила Сергей Семёнов, порешив, что проблему нужно решать радикально, обрушил на голову Карпова большой горлач с квасом. Бездыханный Николай рухнул на траву, а на врага с диким криком бросился только что подошедший брат Николая Иван. И отхватили Мануил с батей, что называется, «по полной». Вытирая кровавые сопли, с криком «Убью-зарежу», Мануил Сергеев схватил косу и ударил Мвана Карпова по голове. Тот успел защититься рукой. Вид хлещущей из пореза крови охладил забияк. Десятский Тит Никитин доложил становому приставу, тот  передал дело на рассмотрение мировому судье. В суде Мануил толком так и не смог объяснить причину спора и драки. Дело кончилось мировой, Ивану Карпову за увечье заплатили 5 рублей серебром.

    Николай Алексеевич Некрасов не зря воспевал русскую бабу. Да, ту самую, что «слона на скаку остановит, и хобот ему оторвёт». Это на себе познали крестьяне деревни Городок Воскресенский Стригинской волости Ельнинского уезда. Ну, да обо всём по порядку. На третий день Рождества 1910 года в доме Ильи Демьянова стоял дым коромыслом. «Монополька» лилась рекой, под обильную закуску гремели заздравные тосты. Как начали в Рождество разговляться мужики, так и не смогли остановиться. В гостях у Демьянова его родственники Сафрон Николаевич Поплевчёнок  с сыном Тихоном. Вышел Тихон «до ветру», да что-то долго не возвращается. С улицы вдруг донеслись громкие крики. Мужики вывалились из хаты посмотреть, чего стряслось. А Тихон на улице палкой гоняет соседского паренька двадцатилетнего Павла  Сервиленкова. Но то ли по пьяному делу прицел сбился, то ли Пашка сильно вёрткий, никак Тихон не попадёт. Сафрон с Ильёй бросились на помощь родственнику, но тоже не смогли ухватить убегавшего парня. На крики прибежали жена Ильи и две его дочери. Они смогли схватить Павла, а мужики взялись выколачивать из него пыль подвернувшимся под руку дубьём. Избиваемый взвыл благим матом и был услышан. С ухватом наперевес со двора Сервиленковых прибежала сестра Павла Анна. В лучших традициях штыкового боя суворовских чудо-богатырей Анчутка раскидала нападавших, причём в таких выражениях поминала родственников нападавших, их друзей, родственников друзей и прочих знакомых аж до шестого колена, что краснели даже белоснежные рождественские сугробы. Побитые и морально униженные Демьянов с родственниками убрались в избу заливать поражение «красноголовкой». У мирового судьи Поплевчёнок с сыном объяснили, что лет пять назад у Сафрона была ссора с Михайлой, отцом Павла и Анны Сервиленковых. Сафрон Николаевич скосил траву на лужку Михайлы. Сервиленков установил справедливость кулаком и забрал скошенное сено на свой двор. И вот пивший три дня Тихон решил отплатить сыну обидчика отца своего. Тихона Поплевчёнка оштрафовали в пользу потерпевшего на три рубля серебром, Сафрона Николаевича  и Илью Демьяновича на пять рублей каждого.

      К 1913 году крестьянин Спиридон Дормидонтович Дормидонтов из деревни Некосово Надвинской волости  уже как двадцать четыре года жил в деревне Твердилицы Присельской волости Духовщинского уезда. Жил «блудно», то бишь, не повенчавшись в церкви, с вдовой Домной Ивановной Ушковой. Что совсем не помешало им родить трёх детей. Правда, ко времени нашего повествования в живых остался только один, Захар Дмитриевич Ушков. Почему Дмитриевич, спросите вы? Да потому, что незаконнорожденный,  и отчество получил по крёстному отцу. До знакомства с Домной Спиридон работал кузнецом на станции Пересветово Александровской железной дороги. Но повстречал тогда ещё молодую, красивую и, главное, богатую вдову. Дормидонтов перебрался к ней в Твердилицы. А Домна имела в пользовании помимо нескольких лошадей, быков, коров да овец, разной домашней птицы, ещё и 10 десятин пахотной земли, не считая огородной. По деревенским меркам того времени – богатая баба. Но на землю позарились и родственники умершего мужа Домны. Подали жалобу в волостной суд, который передал дело земскому начальнику.  Вот ему-то грамотный Спиридон, разобравшись со всеми бумагами, смог безоговорочно доказать, что Ушковы никаких прав на земельные наделы Домны Ивановны не имеют. Чем, соответственно, и нажил себе смертельных врагов. Не раз Фёдор и Афанасий Ушковы грозили Спиридону смертью. Афоня как-то по пьяному делу избил Дормидонтова, за что и был оштрафован мировым судьёй.

  Любил Спиридон «заложить за ворот». Нет, не подумайте, зелёных али там каких полосатых чертей по избе не гонял, лесных пушистых зверьков с орехами в лапах из ближайшего лесу не привечал. Но выпить любил. Посидеть широко, с хорошей обильной закуской, в доброй компании, песни попеть. И вот от этих его посиделок благосостояние Домны стало понемногу сходить на нет. Принялась вдовица прятать деньги от сожителя. А то ведь всё пропьёт-прогуляет. А в общем и целом был наш герой работящий да домовитый. Для себя Домна решила, что лучше такой мужик в доме, чем никакого.

  Вот и 8 января рано по утру Спиридон решил ехать в деревню Семёновское за хлебом на посев. Мол, прошлогодний урожай яровых был не очень, глядишь, не хватит зерна на нынешний посев. Лучше прикупить. Выдала вдовица гражданскому мужу своему золотую пятирублёвую монету. Да отправила к соседям Ушковым поменять её на ассигнации. Спиридон ушёл. В доме у Фёдора Ушкова оказались Афанасий Ушков и Федосей Степанов. Этот последний и затеял со Спиридоном спор о стоимости золотой монеты. Степанов утверждал, что пять рублей и есть пять рублей, Дормидонтов же стоял за то, что золотая монета на ассигнации стоит дороже. Поспорили на рубль серебром, и для разрешения спора отправились всей честной компанией на санях Фёдора Ушкова в Каменку на почту. В Каменском почтовом отделении при станции Кардымово Александровской железной дороги почтальон Кузьма Алексеевич Фомин разрешил спор в пользу Спиридона. Пятирублёвая золотая монета стоила 7 рублей 75 копеек на ассигнации.

   Тут-то Ушковы и взялись подначивать Дормидонтова, выиграл рубль, так веди нас в трактир обмыть это дело. Везучий ты, паразит. Всё четверо оказались в трактирном заведении Фёдора Вонифатьевича Левитина «Дорогобуж» на станции Кардымово. Слово за слово, тем самым по столу, ударила сорокоградусная по мозгам Ушковым, да и припомнили они Спиридону все старые обиды. Оказался Дормидонтов с разбитым носом и здоровенной «гулей» на лбу в зале ожидания третьего класса станции Кардымово. Сидел и тихо матерился. Тут к нему подсел его давний знакомый станционный сторож Яков Иванов. На его вопрос «кто ж тебя так?», Спиридон зло отмахнулся. «Богачи» сказал. В это время в зал ожидания ввалились пьяные Ушковы со Степановым и стали звать Дормидонтова обратно в трактир, мириться. Не смог Спиридон Дормидонтович отказаться от дармовой водки  и ушёл с ними.

        В трактире, после распития очередной бутылки, Афанасий Ушков взялся поучать Спиридона. Мол, нельзя так себя вести с однодеревенцами. Мы ж, ежели что,  тебе толкуем, то только для общего блага, и твоего же в том числе. А ты бычишься да обижаешься. За таковые речи и получил в лоб от бывшего кузнеца. На защиту Ушкова встал на нетвёрдых ногах Федосей Степанов, принявшийся кидать в Спиридона тяжёлые трактирные табуреты. Один из них, попав в шею, свалил Дормидонтова на пол, где его и принялись пинать Ушковы. Всю честную компанию, в том числе и Спиридона, выгнал на улицу из заведения отставной младший фейерверкер роты береговой артиллерии крепости Свеаборг Николай Семёнович Демченков, помогавший своему брату Ивану в трактире Левитина. Здоровенный детина, а других в артиллерию не брали,  выкинул драчунов из трактира, не разбирая, кто прав, кто виноват, навешал всем на улице тумаков. Обиженные на судьбу Ушковы отыгрались на Спиридоне, принявшись бить его найденными неподалёку палками. А потом и вовсе поволокли по льду речки Хмости к полынье. То ли утопить хотели, то ли ещё чего. Помешал им отец почтальона Фомина Алексей Фомич Фомин, прибежавший с другого берега речки от почтовой станции. Бездыханного Спиридона собутыльники бросили у полыньи, а сами ушли к трактиру. Фомин побежал на станцию за жандармским унтер-офицером Степаном Павловичем Самородским. Тот знал Дормидонтова, прибежал к полынье и увидел знакомца на залитом кровью льду. На вопрос жандарма, ты как, мол, Спиря, Дормидонтов, подложил шапку под голову, и тихим голосом ответил, что сейчас немного отдохнёт-поспит, да и пойдёт домой, к Домнушке. Замерзнешь же тут, гнул своё унтер. Да нет, отвечал Спиридон, тепло мне и уютно. Жандарм ушёл на станцию, но вскоре вернулся с Ильёй Илларионовичем Ковалёвым, возчиком господина Воздвиженского. Вместе они погрузили Спиридона на сани, и Ковалёв повёз его в Твердилицы. Ковалёв знал Спиридона по работе на Александровской железной дороге  и всю дорогу выспрашивал у него, кто ж с ним так поступил. В ответ Дормидонтов только мычал «Федька да Афанас».

  К вечеру того же дня Спиридон Дормидонтович скончался на руках своей гражданской жены. Проводивший следствие по делу об убийстве следователь 1-го участка Смоленского уезда Колоколов, допросив всех свидетелей, арестовал Ушковых и Степанова. Но тут выяснилось, что пятирублевая золотая монета, что была при Дормидонтове в день убийства, найдена у Николая Демченкова станционным жандармом Самородским. Демченков «пошёл прицепом» по делу об убийстве как один из главных подозреваемых. Прокурор же окружного суда переквалифицировал дело в «нанесение тяжких побоев, повлекших за собой смерть». И Ушковы, и Степанов, и Демченков зазвенели кандалами по Владимирскому тракту.

Фотогалерея

Добавить комментарий