Тысячи нитей

БЛАГОСЛОВЕННЫЙ КРОВ

Честно говоря, меня не убедила «Ткань из чужих нитей» - публикация в смоленской молодежной газете  «Смена», претендовавшая на литературную критику. По сути, затевалась травля талантливого человека, выпускника Литературного института Виктора Смирнова, который вернулся на малую родину. Но столкнулся не с радушием, а попыткой отчуждения.

Читатели со временем по достоинству оценили поэтический дар Виктора Смирнова. Но молодые «ревнители» стерильности смоленской литературы не  удержались от несправедливых, злокозненных нападок. Вполне в духе довоенных предшественников - недругов и завистников.

Уединившись в починковской деревне Киселевке, Смирнов воспевал красоту и величие родных просторов, праведный труд и сельский мир, ставший оплотом жизни. Как свидетельствовал сам, на Смоленщину он вернулся по мудрому совету Александра Трифоновича Твардовского, которого считал крестным отцом в литературе. Ведь знаменитый земляк содействовал его поступлению в Литинститут, не оставлял без внимания во время учебы.

 В деревне обосновывался основательно. «…Построил в родной Киселевке новую избу, женился, завел детей, - писал впоследствии Виктор Петрович. - Не имитация любви и не подмена жизни, но настоящая народная жизнь вдохнула в мои строки новые мотивы, новые мелодии и краски».

Ты, цветов золотая пыльца,
Ты, бегущая лугом дорога, -
Не минуй моего крыльца,
Не минуй моего порога.

Ты, заря, что коснулась лица,
Ты, звезда на макушке стога, -
Не минуй моего крыльца,
Не минуй моего порога.

Ты, туман, что виски косца
Серебришь, поднимаясь из лога, -
Не минуй моего крыльца,
Не минуй моего порога…

Талант уверено набирал силу. В Москве были изданы два поэтических сборника «Русское поле» и «Громовая криница». Виктора Смирнова приняли в Союз писателей СССР. Он отдает благоговейную дань истокам.

Есть на земле слеза,
Где боль твоя утонет.
Есть на земле глаза,
Где весь ты на ладони.

Есть на земле лицо,
Что всей Вселенной стоит!
Есть на земле крыльцо,
С которого не сгонят.

Столетья – жернова,
А зерна – это люди.
Была бы мать жива –
Все остальное будет.

У него даже книга есть с названием «Крыльцо», выпущенная издательством «Московский рабочий». Прежде в «Советском писателе» была издана «Прялка матери», а через год – «Осиновый огонь» в «Московском рабочем».

Печатался в журналах «Юность», «Молодая гвардия», «Новый мир», «Современник», «Огонек». В серии «Библиотека журнала «Огонек» многотысячным тиражом вышла книга  «Берег бытия», которой поэт очень гордился. Она олицетворяла факт всесоюзного признания. Имя его стало известно на просторах огромной страны.

ПОТОМСТВЕННАЯ СВЯЗЬ

Отец будущего поэта – сельский учитель и потомок священника - был убит фашистскими оккупантами до рождения сына. Лишенный опоры на мужское плечо, мальчуган рос, испытывая невзгоды и лишения.

Бос, кое-как одет,
Бежал он к ясной цели…

В стихотворении, где путь, начертанный судьбой, образно представлен как «изгородь лет» говорится о сыновнем предназначении принимать родословную эстафету и о мужской ответственности, которая наступает, когда выпадает участь сиротства и раннего взросления.

Когда отец на луг
Упал, сраженный болью,
Она (изгородь  - А.М.) качнулась вдруг,
Обрызганная кровью,

И щепки от свинца
Летели над рекою.
И встал я за отца,
Держа ее рукою.

Память нетленна. От поколенья к поколению передается родственная связь. В описании весеннего праздника поминовения есть красноречивый момент.

Меня на кладбище знобит!
А дочь полна весенней силой.
Отец мой! Над твоей могилой
Ее безгрешный смех звучит.

Он никогда не видел отца. Но тосковал о нем всю жизнь. И чувство утраты не покидало его, неизменно проявляясь в творчестве.

Но вздрогнул я: луна всходила зыбко,
Как светлая отцовская улыбка,
Над кладбищем, где клен скрипел, как зыбка,
Над темной бездной матери-земли…

Земля родная, она даровала и взрастила редкий талант большого поэта. Наступило время расставания. Теперь уж не смиренным просителем у порога, а победителем на белом коне въезжал Смирнов  в Смоленск. Город предоставил жилье, возможности для  творчества. Но не было торжества в душе, была горечь расставания с родной обителью. Сквозной нитью проходит она через дальнейшие стихотворные циклы.

И покинул я отчие сенцы.
И меня ослепили ручьи.
И тоска, как осока, по сердцу
Полоснула – хоть криком кричи!

ДОЛГОЕ ПРОЩАНИЕ

Связи с деревней не порывал. Она по-прежнему была источником вдохновения.

Я, обессилев, снова возвращался
Сюда, где рожь зарницу берегла.
А шар земной вокруг любви вращался,
И солнцем заполнялись берега.

Образ солнца используется для сравнения города и села. И, конечно же, в селе солнышко восходит лучезарней. И милее оно, и светлее, как в детстве. И ничто его не заслоняет

А в городе душа от грусти выла
Не потому. Что не было избы,
А потому, что солнышко всходило
Из-за высокой заводской трубы.

А вот сегодня веселее вроде
Не потому, что за окном – село,
А потому, что, словно в детстве, всходит
Из-за ракиты солнышко светло…

Сравнивая завидную как бы долю пастуха со своей незавидной вроде участью, поэт воздает хвалу повелителю  окрестного мира и обращается к нему с просьбой, в которой выражен сокровенный смысл.

Пастух собой гордиться вправе.
Ему завидный выпал крест:
Он не кнутом – он миром правит,
Тем, что раскинулся окрест.

И мне, чей путь лежит сквозь город,
Чтоб взгляд мой скоро не потух,
Дай хоть глоток того простора,
Которым дышишь ты, пастух!

ПЛАЧ В КАМЕННОЙ ТЕСНИНЕ

Вольнолюбивая натура тяготится скученностью городской толчеи, теснотой быта, замкнутостью и обособленностью жителей каменных «ульев». Казалось бы, непримечательный эпизод в талантливом описании приобретает мировой масштаб.

Дом городской. Он лекарь и палач…
И вот опять, до ужаса настойчив,
Мне раздирает душу детский плач,
От снов небесных отрывая ночью,

Он – подо мной. Но он и надо мной.
Он, словно туча, виснет в окнах синих!
И даже громкий холодильник мой
Его, включаясь, заглушить не в силах.

Он с четырех сторон, как будто снег,
В огромном этом улье современном
Дыханьем горя окружает всех,
Пройдя сквозь потолки, полы и стены.

И каждый, от беды невдалеке,
Дрожит от боли, жалости, испуга.
Ведь в доме, словно спички в коробке,
Мы родственно касаемся друг друга.

Ранимы ты и я. Но дело в том:
Любой из нас хитрит и раны прячет.
Зато душа ребенка – за весь дом,
Нет – за весь мир! – захлебываясь – плачет.

Через плач младенца поэт передает страдания собственной души. Они таятся подспудно, но порой прорываются наружу.

Родная хата насмерть заколочена!
И в сердце боль вонзилась, как игла…
Игра в семью давно уже закончена,
А с жизнью – продолжается игра.

Не мною замечено: переживания сказываются плодотворно на творческом процессе. Холодное сердце не способствует успеху. Новые условия и впечатления, глубокие раздумья и размышления воплощались в изумительной лирике – образной и философски мудрой.

От света спрячешься во мгле,
От суеты - в просторном поле.
От жизни спрячешься в земле.
Нигде не спрячешься от боли…

Вдохновение не покидало поэта. Книги выходили одна за другой.

БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ

Я тогда еще работал заведующим отделом газеты «Рабочий путь». Смирнов позвонил и передал привет от Георгия Зайцева – моего однокурсника по Московской высшей партийной школе. Мы учились не только на одном курсе, но и одной группе.

Оказалось, Виктор Смирнов, вернулся из Москвы, где сдал рукопись очередной книги в издательство «Молодая гвардия». Там редактором отдела поэзии работал Георгий Зайцев. Смоленскому поэту не терпелось узнать отзыв о своей рукописи. Я позвонил Георгию Васильевичу. Отзыв был положительный. И рукопись была включена в издательский план.

Когда я перешел на должность заведующего Смоленским отделением издательства «Московский рабочий», возникшие дружеские отношения стали более тесными. Виктор Петрович подарил мне только что вышедшую в издательстве «Советский писатель» книгу «Ночная птица» с дарственной надписью: «Александру Мельнику, попавшему в нелегкий редакторский хомут, - удач! Дружески  - Виктор Смирнов».

Справедливости ради замечу: в «редакторский хомут» я попал задолго до появления в «Московском рабочем», возглавив поочередно районные газеты сначала в поселке Холм-Жирковский, а затем в городе Гагарине.

В том же 1986 году вышла книга стихов «Земная колокольня» в издательстве «Современник». И вновь автор дарит мне  свой поэтический сборник с пожеланием – на дружбу.

Сюда надо давить сборник лирики «Языческая пляска». Его выпустило столичное издательство «Русская книга» уже в постсоветское время. И на нем автор оставил свой дружеский автограф.

ВЗЯВШИСЬ ЗА ГУЖ… 

В то время писательскую организацию возглавлял Леонид Иванович Козырь. Он был выходцем из «Рабочего пути». Общий язык нам искать не пришлось. Мы сразу наладили дружную совместную работу. Виктор Петрович Смирнов был из тех людей, на кого Козырь опирался, советовался, кому благоволил.

И поэтому я был в полнейшем недоумении, когда на очередном отчетно-выборном собрании Смирнов не поддержал кандидатуру Козыря, а проголосовал за Нину Артемовну Семенову,  выступившую альтернативным кандидатом. Поэта и драматурга объединила так называемая перестройка на волне демократии и обновления. Они были сторонниками реформ. И в областной писательской организации затеяли перемены.

В конечном итоге наметившийся раскол завершился размежеванием. Появились две областных организации – Союза писателей России и Союза российских писателей. Первая - сохранила авторитетное ядро достигших популярности поэтов и прозаиков.

Виктору Смирнову выпала участь возглавить писательскую организацию в сложное время разочарования в иллюзиях перестройки, крушения идеологических ориентиров и экономического упадка. Но взявшись за гуж, не роптал, что не дюж. При скудном финансировании, а то и вовсе без него сумел сохранить арендованное помещение в Доме книги, связанное с именами Михаила Исаковского, Александра Твардовского и Николая Рыленкова. При нем писательская организация выросла численно. Он содействовал творческому росту начинающих литераторов. Среди них оказались те, чьи славные имена ныне являются гордостью Смоленщины.

Он не ронял достоинства. Не бил челом чинам высоким. Наоборот, они считали за честь отметиться в его книгах, подписывая обращения к читателям. И губернатор, и председатель областной Думы пользовались возможностью «засветиться» в лучах славы поэта, фиксируя непреложный факт: «Сегодня Виктор Смирнов – один из самых известных лирико-философских поэтов России, и один из немногих, если не единственный, являющийся лауреатом сразу четырех престижных премий: имени А.С. Пушкина, имени А.Т. Твардовского, имени М.В. Исаковского и имени Андрея Платонова». Следует добавить, что Виктор Петрович был еще секретарем Союза писателей России и действительным членом Петровской академии наук и искусств.

Как-то он рассказывал мне забавную историю о благоволении к нему заведующего отделом обкома партии, который занимался подбором и расстановкой кадров. Внешне замкнутый, он производил впечатление сурового человека, перед которым трепетали номенклатурные работники. А у самого «повелителя судеб» сердечный трепет вызывали стихи Смирнова. Видимо, крестьянская от роду душа отзывалась.

Знаю, что заместитель губернатора Евгений Константинович Батрасов оказывал поддержку писательской организации, когда ее возглавлял Смирнов. Хотя курировал вице-губернатор вовсе не культуру, а промышленность и строительство. Это по его инициативе  произведен ремонт в помещении, которое занимают писатели в Доме книги. Обновлена была мебель.

Смирнов не просил. Ему давали. Преклоняясь перед талантом. Уважая личность замечательного поэта.

…Свое семидесятилетие Виктор Петрович Смирнов встретил в зените славы. Юбилею предшествовал выпуск избранных его произведений в трех томах, осуществленный Академией поэзии в серии «Поэтическая библиотека России».  Но за все заплачено здоровьем. Одолевал недуг.

Post scriptum. В мартовском номере журнала «Смоленск» за 2012 год было опубликовано мое эссе «Сирень и крапива» в ознаменование юбилея поэта. Ровно через четыре года – в марте 2016 года журнал предоставил страницы для прощального слова. Публикация называлась «Ушедший свет». Умер яркий поэт. Но его жизнелюбивая лирика тысячами нитей, оттенков, образов проявляет себя и воздействует на наше земное существование.