Кому на Руси жить…

- Да, было время,- рассуждает мой стародавний знакомый, пенсионер с солидным стажем жития на белом свете Афанасий Тихонович, - рабочие люди и на Север требовались, и на Юг, а посередке-то в России что творилось: вакансий тьма, молодежь после вуза не ломала голову, куда устроиться, ребята с головой росли быстро, а сейчас?

Тихонович выжидательно смотрит в мою сторону без всякой хитринки, он уверен, что поддержу его меланхолические рассуждения, а, может, даже и усилю их негативную окраску. Ведь с дивана-то, у телевизора, отлично ощущаю пульс жизни родной страны. Может, от этого давление скачет при смене погоды, как сердечко у испуганного зайца. Порой и таблетки бесполезны, а тут государственную махину  обсуждать потянуло. Да еще с рыночным наполнением, от которого голова кругом идет: в новостных программах вор вора обличает, генералы с губернаторами годами из алюминиевых мисок кушают в охраняемых местах. На воле настрадались, когда уравниловкой все нивелировалось, инстинкты вглубь загонялись, а теперь пробудились, в рост пошли, как грибы-вешенки в тепличном микроклимате.

Собеседник мой - человек простой, но голова на месте. Рукастый был в свое время, разве что автомобиль не по силам было сделать. А так частенько подхалтуривал, где возможность наклевывалась.

- Что молчишь?- спрашивает.- Или не согласен?

- Конечно, не согласен,- «автоматом» проговариваю,- у тебя от критических раздумий и шлепанья языком мозоль скоро будет на этом самом месте. А между тем, в прожиточный минимум пенсионный вписался, да и подзабыл, в какой нищете предки жили: в гардеробе что на работу, что на выход - фуфайки с резиновыми сапогами. Да водка «особая» с самогоном и килькой в томате по праздникам. Хотя под соломой, на дороге - грязь непролазная, и нате вам - жизнь нынешняя плохая. А чего ж ты, мил человек, сам дурака валяешь: ни косишь, ни сеешь, корову с овцами продал. Чуть что грудь нараспашку, кепку на глаза и по молодому в магазин вышагиваешь. Не стыдно?

На последних словах Тихонович первым и я за ним всласть посмеялись. Было от чего - ему без года восемьдесят стукнуло, а я этот досточтимый десяток основательно разменял.

- Вот смеемся с тобой,- откашлявшись, заговорил приятель,- а ведь если всерьез задуматься, настоящего развития нет. Производства или на боку лежат, давно обанкрочены и растащены, как наш совхоз, или преобразованы в нечто второстепенное по части услуг. Начальство пыжится процент роста хоть в чем-то найти. Без этого нельзя: самолеты в небе чужие, трактора с машинами тоже в большой степени иностранные. Да что об этом: топор с лопатой финские купил - ладно сделаны, в деле опробовал, а вилы и дня не выдержали - согнулись. Наша работа, да еще за 200 целковых.

- Тебе любого производства вилы сломать - раз плюнуть, - встреваю,- Это еще Никита Сергеевич Хрущев, помнишь, говорил, что у нас пенсионер за хвост быка удержит. Особенно если окружающая среда экологически чистая и питание не с магазинного прилавка.

- А то нет!- оживился Тихонович,- я два года как с коровкой простился, последних овечек перед зимой продал. А ведь недавно и поросенок на дворе хрюкал. Бывало, а по праздникам особенно, от кушанья такой дух исходил, а сейчас все резиновое, бездушное.

- В точку попал,- головой киваю,- когда в городе жил, мимо магазина с колбасой проходишь - аромат в нос шибает. Натуральное. Даже ливерную колбасу пожарить можно было - не превращалась в кашу. А нынче к ней голодная кошка близко не подходит - отрава.

- Ладно. Слава Богу, не голодаем,- махнул рукой собеседник.- Я вчера в газете прочитал, теперь валежник в лесу свободно можно собирать. Раньше нельзя было бурелом на дрова заготавливать - штраф полагался. Это в нашей-то лесной стране, где что не делянка - горы брошенной древесины. С внуком осенью на болото за клюквой пошли по линии электропередачи на Исаково. Так, мать честная, по обе ее стороны на километры лежит выкорчеванный полусгнивший строевой лес. Можно было поселок  с него построить, эшелон досок напилить, и теперь на дрова еще кое-что выбрать можно. Это народное состояние, как на плакатах пишут, нам, селянам, в дело нельзя было использовать. По правилам, гнить должен, удобрять лесную почву.

- Не догадлив ты,- сетую,- если на законном основании подобный бесхозяйственный, а на самом деле преступный лесоповал разработать - обогатиться сверх меры можно. Это же клондайк: почувствуешь вкус больших денег, вместо хибары домину с мезонином отгрохаешь, с надворными постройками, да еще с антуражем городских условий. Крепким мужиком станешь, корни такие пустишь с детьми- внуками на родной земельке. Это уже не подобострастное перекати-поле, тут настоящий хозяин наклевывается с перспективой развития. А кому это надо? Нам, старичкам, уже не под силу,  и так поля лесом зарастают, вместо канувших в Лету соседей - барсучьи да лисьи норы на месте истлевших подворий. По обе стороны железной дороги от Вязьмы до Смоленска один скорбный пейзаж запустения. И при этом, с убывающего год от года сельского населения пытаются с энтузиазмом, вместо преференций на развитие, выжать нечто в форме закамуфлированных поборов. Или дань «татарам» отдавать надо?

Поздновато о значении понятия ХОЗЯИН вспомнили. Многое из того, о чем мы с тобой говорили, потеряно в прошлом.

- Так-то оно так,- задумчиво молвит Тихонович,- но, согласись, как-то безжалостно время транжирим. То так, то этак, то можно, то нельзя. Если ослушаешься,- по закону тюрьма светит, но и премия не исключается. А ведь эти шараханья людей ломают. Посмотришь телевизор - волосы дыбом: респектабельный служитель правоохранительных органов миллиарды спер, чиновник - ворюга или банкир за рубеж сбежал на райские острова безбедно доживать. В голове не укладывается, что государство создало такие благоприятные условия для хищений (и в каких масштабах!) новоявленным господам. И при этом якобы контроль наличествует немалый. И заметь,- смеется,- язык у наших болтунов от политики не ржавеет, повсеместно обыкновенных проходимцев величают: го-спо-да.

- Тут сложнее все,- пытаюсь свою точку зрения выразить.- Понадеялись на подъем экономики через энергичных, предприимчивых людей. Ты и сам, когда в совхозе работал, был недоволен руководством. Но они, в подавляющем большинстве, были стеснены строго регламентированными, узаконенными правилами. Лишь немногие, опираясь на свой авторитет, который зарабатывался годами, могли опять же с опорой на благожелательное отношение вышестоящего руководства, добиться громких успехов. Я знал таких талантливых людей. Они были самобытны и умны, могли отстаивать интересы коллективного производства, а значит, и работающих на нем людей, повышать уровень их благосостояния. Но и в тех границах допустимого маневра, приобретенного экономического потенциала, отработанной технологии производства не смогли противостоять разрушительной политике разбоя в сельском хозяйстве.

- О чем говорить, - опечалился Тихонович,- все на наших глазах происходило. Повсеместно.

- Иногда стоит посмотреть попристальней на нас, деревенских мужиков,- вновь потянуло меня на рассуждения,- какая-то странная у нас судьба, вроде неведомая сила в узде держит. Сам посуди - земли изобильно, а приусадебные участки крохотные. Было время, и по угол дома их обрезали. Корову и слабенькое домашнее хозяйство со скрипом держали, сено по ночам заготавливали, распевая: «все вокруг колхозное, все вокруг мое». Потом разрекламировали перестройку: скот повывели, поля заросли, деревня, перейдя на питание городским суррогатом, обезлюдела, вымирая, а фермерство как массовое явление оказалось блефом пропаганды. Не буду приводить цифр, к примеру, ожидавшегося десять лет тому назад развития. Но, честное слово, коробит от столь безответственного подхода к анализу достигнутого.

- А что может быть лучше для руководителя, когда цель в тумане,- не к месту улыбается Тихонович,- план эфемерен, постоянно обновляется всякого рода оговорками. Остается надеяться, что фортуна не подведет.

- А мужик с печи слезет,- подхватываю,- и «раззудись плечо, размахнись рука». Теперь на цифровую экономику потянуло. Престижно об этом рассуждать, а не о том, что половина России без газа, обустроенных дорог, с нищенскими зарплатами и такими же пенсиями…

- Цифровая и поможет до нужного уровня подтянуть,- перебивает Тихонович,- потомки будут вместо плуга на кнопки нажимать, усилием воли целину на пашню поменяют, лодырю от «комля» будут завидовать, а богатого жалеть - мол, груз неподъемный на плечи взвалил. Это сейчас они шныряют там и сям с доморощенным статусом «граждан мира». Чубайс, к месту вспомнился, объегорил нас, простачков, с электроэнергией. Единой системе энергетики сказали «ау!», и давай карманы набивать от бесчисленных «АО» и «ЗАО». Ни стыда - ни совести, только рожа багровеет, да из уст любимое выпрыгивает: «повысить цену надо, вот за рубежом…». Он уже забыл о разнице зарплат там и здесь, и что не так давно обратное говорил до синекурного назначения на «Нано» черт знает с каким окончанием. Очень продвинутый деятель со скрытым иммунитетом от обвинений в госизмене!

- Успокойся, Тихонович,- останавливаю приятеля,- тебе волноваться за страну вредно,- не всю самогонку выпил, к тому же, не удержался, подпустил «язву» - сам ее могущество подрываешь: скотинку вывел, бедных кошек до худосочного состояния довел и без зазрения совести раз в месяц приходишь на почту за пенсией.

- Точно,- растянул губы в щербатой улыбке Афанасий Тихонович,- но мы ведь не лыком шиты, выдержим!

В полутемных сенях его дома с аккуратно прибранным инструментом и развешанной по стенам теперь не нужной хозяйственной утварью заскулил смешанных кровей пес Шарик. Куры, почувствовав тепло яркого солнца, что-то выклевывали в колее недавно подправленной бульдозером дороги. А с морщинистой щеки Тихоновича, зацепившись за огрубевшую родинку, никак не хотела падать крупная слеза - одна единственная, незаметно выкатившаяся из  чуть прищуренного левого глаза.

Фотогалерея