Старое письмо

Полвека минуло с той поры: в Вяземском локомотивном депо, в обеденный перерыв, просматриваю на стенде газету "Правда". Внимание привлек очерк о сельском житье-бытье на фоне красочного, с сердечной теплотой описания природы. С первых абзацев пахнуло таким глубоким знанием окружающего мира, что беглое мое прочтение сразу затормозилось. Автор не просто делился сокровенным, он, казалось, сам был частью описываемых событий. Именно так и оказалось: у Евгения Васильевича Максимова, парторга совхоза из села Ключики Сычевского района, деревенские корни. Спустя годы мы познакомились в Смоленске. Евгений Васильевич активно сотрудничал с областным телерадиокомитетом, где я тогда работал, и сильно переживал за спонтанно-непродуманные решения о смене вектора развития с опорой на частную инициативу, внедрение предпринимательства с капиталистическим "душком". Это было время драматического развала страны: многотысячные митинги в скверах и на площадях Смоленска требовали перемен. Скороспелые демократы не только без опасения делились своим видением перестройки, но и открыто призывали к смене власти. Редакторская правка публичных выступлений в записи с "горячих точек" стала минимальной, а писатель Максимов, автор почти трех десятков книг и множества публикаций в периодической печати, таковой вообще не подвергался и открыто обличал новоявленных "перевертышей" в демагогии и страсти к личной наживе.

- Это же пустозвоны от политики, им хочется одного - денег и общественного признания их полезности. Ну что можно ожидать от ... (назывались фамилии - А.Я.). Пустоцветы. Они же с реальным производством знакомы в сновидениях. 

- Но Вы же не станете утверждать, что не надо реформировать уклад жизни, систему ценностных воззрений во взаимоотношениях человека и государства,- пытаясь как-то сгладить свое более радикальное видение проблем хозяйствования на земле, мягко возражал я, опасаясь ответной взрывной реакции.

- Реформировать,- раздельно-четко произносилось в ответ, - не значит рушить, сдавать потом и кровью завоеванное, сажать себе на шею господ хозяев и батрачить на них под их же обнадеживающие песнопения о будущей сладкой жизни.

Евгений Васильевич был максималистом в суждениях. И даже будучи членом фракции КПРФ в Государственной Думе, отстаивал свою жесткую позицию, отметая противные его линии поведения соглашательство и компромисс.

- Знаешь, - печалился при встрече, - я не одобряю лавирование председателя нашей партии, фактическое потакание укоренившейся грабительской тенденции разрушения и промышленности, и морали. Попомни мое слово: "волков" растим и лелеем...

В далеком 2003 году, будучи в Смоленске, интересуясь жизнью друзей и товарищей, позвонил Евгению Васильевичу. Памятуя о его приверженности побеседовать на радио на злобу дня - возможность такая появилась - поинтересовался: может, поделимся впечатлениями?

- Не сейчас. Отболею, тогда с удовольствием, - услышал я хриплый, с придыханием голос. - Я всеми позабыт-позаброшен. Приезжай, пока еще на ногах стою...

Каюсь, не доехал до проспекта Строителей. Не суждено было в тот год и Евгению Васильевичу одолеть тяжелую болезнь. На душе у меня остался грех от жутковатого чувства суетного одиночества безвременья, с ускользающим мнимым "счастьем" от хаоса разрушения.

Сегодня созидательное настоящее смотрит на крестьянина, как на чужого - холодно и отстраненно. Кто-то с завидной изобретательностью, старательно подрубает корни, связывающие человека с родной землей, а разновидность глупости - словоблудие и порок стяжательства - не имеют границ. Наверное, во многом был прав уважаемый писатель, отстаивая свое право на иное видение жизненной перспективы. Разве что сарказм его был грубоват. Но накипело, градус страдающей правды был высок. Как и в этом, каллиграфически красивом письме, которое я воспроизвожу с небольшими купюрами:

"Дорогой Александр Павлович! Вернулся из Ключиков в ноябре. Хворый и никому не нужный. С марта был там один. Боялся, что умру, и никто знать не будет. Как живу? Без пенсии, без зарплаты, больной, голодный. И это единственный в России писатель, оттрубивший в деревне, на передовой, 25 лет!

1. Смоленские классики ушли в ... предатели, в коммерцию или попрятались, затихли с большими пенсиями на печке за трубой.
2. Решил сражаться до последнего один Е.М. (Евгений Максимов. - А.Я.). Об этом говорят его статьи "Погибла Расея", "Можем вообще не проснуться" в "Советской России", "Если б Геббельс был жив", "Догорай моя лучинушка" в "Правде", "Кого б наградил Рейхсминистр?" и "Запланированный голод" в "Народной правде" и т.д.
3. Самураи, спустя 20 лет после войны, некоторые, в джунглях сражались за императора. Вот так я до сих пор сражаюсь за шефа - Новикова (в ту пору зампредоблисполкома - А.Я.). А он? Сдался без боя! И даже недоволен, когда позвоню.
4. По Смоленску грабежи, проституция, СПИД, мафия. Магазины закрываются, отдаются коммерсантам.

И народ в восторге! Попробуй возмутиться - убьют. Стр-а-ш-но-о. Был партактив области. Уже в 20 районах созданы райкомы. На активе были все секретари обкома (последнего созыва). За мной прислали машину. Я сказал, что надо начинать с "Искры" - партийной газеты, где можем дать ответ, который сплотит парторганизации, патриотические силы. Пусть хоть маленькой будет, пусть выходит раз в месяц. Меня не поддержали. Связи в Смоленске ни с кем не держу - не с кем. Никуда не выхожу. Семенова (Нина Артемовна. - А.Я.) нянчит внуков, Смирнов (Виктор Петрович. - А.Я.) - генеральный директор книжной лавки: оклад 10 тысяч, никуда не выходит. Пишет поэму об Орлове! И балладу о Клименко (секретари обкома КПСС, бывшие. - А.Я.). Мишин (Алексей Викторович. - А.Я.), получая 16 тысяч в месяц, издает анекдоты для бывших пионеров (стихи свои все издал). В героической "Смядыни" - личном издательстве. А мне, который так рьяно выступал в печати за Орлова, никто не помог в издании хотя бы одной книжицы для тружеников деревни. Задаром отдавал свой труд 20 лет!

Палыч! Подробно опиши мне обо все своих фермерских делах. С Рождественскими звездами тебя, дорогой мой. Твой Е.М. 28 декабря 1992 года."

Пусть простит меня читатель за навязчивое упоминание своей персоны и за нелестные высказывания, более того - злое критиканство своих коллег со стороны обиженного писателя. Пребывание в одиночестве, с муками совести не каждому несет благо примиряющего раскаяния. Величие коммунизма растворялось в суете полуголодных буден, а большинство народа искало счастье успеха в долгожданной свободе. А, может, это судьба дарила всем нам улыбку блаженного просветления, пряча, в очередной раз, тернии, что лежат на пути к звездам?

Да и к "звездам" ли? Мы уже так погрязли в беспробудных сумерках наживы, с такой легкостью без всякого камуфляжа меняем местами добро и зло, что уже и пророческая, незамутненная грехом Истина вынуждена в лукавых устах пребывать в кабале изнуряющей лжи. Не каждому дано уверовать душой и сердцем в безальтернативность избранного пути.

Апрельский, насыщенный запахами пробуждающейся земли, ветерок в этом году в шестнадцатый раз принесет на могилу писателя Е.В. Максимова беспомощную и потерянную паутинку дыхания жизни, как знак сострадания и любви к тому, кто полной чашей испил душевное и духовное одиночество.