Деревенские слухи о кладе

      Древняя смоленская земля. Массу всего интересного она в себе хранит-скрывает. Но случается иногда, что кому-то приоткрываются подземные закрома. Вот, например, пахала себе баба поле. Почему сама пахала, а кто ж теперь разберёт – может, вдовая была, ну, а может, ещё чего с мужем было.      Итак, пахала Прасковья Прохоровна Белова своё поле 30 мая 1885 года. Поле-то было у деревни Долины Мочаловской волости Юхновского уезда. И тут из земли как полезет всякое. Не, не зомби. Какие-то витые штуки, на вид очень даже и серебряные. И отдала баба их волостному старшине, тот - уездному исправнику, ну и дальше в Смоленское губернское правление, оттуда всё это переслали в Императорскую Археологическую комиссию в Санкт-Петербург. Там, кстати, очень обрадовались и подивились, шейные гривны им нечасто присылали с мест, и решили поощрить Прасковью Белову аж двумястами рублями. И что самое интересное, эти деньги до Прасковьи дошли. В деле расписка имеется.

     А вот из более раннего. В мае 1835 года витебский дворянин Станислав Волк подал на имя Смоленского гражданского губернатора князя Хованского записку, в которой обвинял титулярного советника Варфоломея Прейса в том, что он, Варфоломей Прейс, узнав у означенного Волка место нахождения клада под Смоленском (на большом лугу, у малой речки - так в записке) нашёл мешок золота и утаил его от Станислава Волка. По распоряжению губернатора смоленский полицмейстер отобрал объяснения у титулярного советника Прейса и его дворового мальчика Ивана Яковлева, о чём и доложил губернатору, не усмотрев в выемке из земли под Смоленском Варфоломеем Прейсом двух гарнцов золотых червонцев состава преступления.

         Но это было в губернии, а нас в этой статье интересуют клады, найденные в земле, принадлежащей губернскому городу Смоленску. Те самые, что проходили через чиновников смоленской городской управы. А они, конечно же, были в древнем городе Смоленске. И во второй половине XXI века землю в городе рыли часто.

      17 сентября 1879 года командир 1-й батареи 3-й резервной артиллерийской бригады полковник Рогоза доложил по начальству и уведомил смоленскую городскую управу о находке клада мелкой серебряной монеты старинного чекана на пустопорожней городской земле на Казанской горе у дома жены судебного пристава Анны Ивановны Полозовой. Нижние чины 1 батареи Сафрон Алексеев, Сергей Гращенков, Иван Николаев, Андрей Гаврилов, Федор Дриняев и Павел Петров выкопали два больших глиняных кувшина с монетой с глубины не более полуаршина. Общий вес найденного серебра составил 19 фунтов 27 золотников, монеток по счёту оказалось 14 720 штук. Городской голова Энгельгардт, доложив о находке смоленскому губернатору Лопатину, отправил клад в Русское императорское археологическое общество.

       Пока монеты ездили в столицу, командование Московского военного округа озаботилось награждением нашедших клад нижних чинов. Александр Григорьевич Лопатин получил письмо от командующего артиллерией округа, в котором тот, ссылаясь на мнение командующего войсками Московского округа графа Александра Ивановича Бреверн-Делагарди, практически требовал от смоленского губернатора вознаграждения для канониров. Лопатин в своём ответе уведомил артиллерийского генерал-лейтенанта о том, что после экспертизы клада найденные ценности или деньги за них поступят в распоряжение смоленской городской управы, каковая и будет решать вопрос о вознаграждении нашедших клад по законам Российской Империи. Главный окружной артиллерист и городскому голове Александру Платоновичу Энгельгардту направил письмо похожего содержания. Вся эта спешка высоких военных чинов кажется крайне странной. По закону клад отходил владельцу земли, на которой был обнаружен, а нашедшему полагалась третья часть стоимости в качестве вознаграждения. Закон есть закон, и чего военным суетиться? Но, видимо, генералы знали то, что пока не было известно смоленскому самоуправлению.

         К апрелю 1880 года в Смоленск вернулись 8 килограммов старинного серебра с уведомлением от Императорского археологического общества о невозможности приобретения данного клада за недостатком свободных средств. Городская управа назначила торги по продаже серебра на 30 апреля. И тут… Смоленскому губернатору и в городскую управу поступает заявление от дочери поручика Зинаиды Николаевны Гурьевой. Она утверждает, что клад у дома коллежского асессора Полозова 17 сентября прошлого года обнаружили вовсе не солдаты-артиллеристы, а её воспитанник ученик смоленской гимназии Евгений Дмитриев. И она, Гурьева, рассчитывает на законную долю от вырученных денег от продажи клада. К заявлению приложена справка от судебного пристава коллежского асессора Иосифа Васильевича Полозова, который подтверждает находку старинных монет Дмитриевым: «…но потом клад был разобран неизвестными мне солдатами…», - заявляет в своей справке Полозов. Александру Платоновичу Энгельгардту пришлось крепко подумать. Ссориться с военными городскому голове не хотелось, поэтому было принято «соломоново» решение, что треть от вырученных за продажу серебра денег будет поделена между нижними чинами 3-й артиллерийской бригады и гимназистом Дмитриевым.

        Торги были жаркими. 12 смоленских купцов изъявили желание приобрести старинное серебро. Берх, Каган, Зеликин, Лапинер, Шведов, Ермашов и Спиридонов набавляли и набавляли стоимость фунта серебряной монеты, но не смогли превысить предложение Петра Фёдоровича Ланина. Он и забрал основную часть клада в 18 с половиной фунтов за 529 рублей 10 копеек. Ещё фунт серебряных монет продали в разнобой, заработав для города ещё 22 рубля. 2 мая 1880 года состоялось заседание городской управы, где и было определено, что согласно закону 367 рублей 40 копеек отходит в городскую казну, а 183 рубля 70 копеек равномерно делится между канонирами и смоленским гимназистом Дмитриевым. На человека выходило по 26 рублей 24 копейки. Деньги для нижних чинов передали командованию 3-й резервной артбригады, но, как выяснилось, к тому времени Фёдор Дреняев был уволен в запас. Смоленским чиновникам пришлось потратиться на почтовые расходы, чтобы выслать 26 рублей 24 копейки в адрес Мокшанского уездного воинского начальника для передачи отставному канониру.

     Год 1889. Инженер-технолог Алексей Григорьевич Малеванный по договору с городской управой строит в губернском городе водопровод. 21 октября при земляных работах на Армянской улице у водоподъёмного здания крестьянин Емельян Прокофьев обнаружил горшок с четырьмя сотнями старинных мелких серебряных монет и двумя слитками серебра. Клад был передан Малеванным в городскую управу, которая, доложив о находке губернатору, уже 30 октября отправила слитки и монеты в столицу в Императорскую Археологическую комиссию. Емельян Прокофьев по договорённости с управой получил премию в 15 рублей. А в январе 1890 года четыреста одиннадцать серебряных богемских монет вернулись в Смоленск. Хотя А. Иозефович в своей заметке в «Смоленском вестнике» утверждал, что находка богемских монет начала XIV века в Смоленске является крайне интересным явлением, мол, и в Польше такие монеты в кладах редкость, археологическая комиссия не сочла находку выдающейся и, определив принадлежность монет королю Богемии Вячеславу Второму (1303-1305 г.г.), передала клад в городскую управу. О судьбе серебра городские чиновники думали аж девять месяцев, и только к октябрю 1890 года «родилась» идея продать клад с открытых торгов. О чём и было сделано уведомление в «Смоленском вестнике». 2 фунта 60 золотников старинного серебра были оценены в 25 рублей 20 копеек (из материалов дела непонятно, кто именно оценивал, - Императорская археологическая комиссия или чиновники городской управы), с каковой суммы и должны были начаться торги в 12 часов 26 октября 1890 года. Клад выкупил в результате за 57 рублей некто Иван Белавенец (предположительно, так как протокол аукционного торга заполнен ужасным подчерком).

        Надо сказать, что 2 ноября 1889 года на том же самом месте у водоподъёмного здания приставу 2-й части Смоленска Подлуцкому пришлось силой выгонять четырёх крестьян из ямы, в которой они с руганью и мордобитием делили найденные 104 древнерусские серебряные монеты. Авторитет полицейского чина был высок, монеты он, забрав у крестьян, представил смоленскому полицмейстеру. Данные монеты Императорская археологическая комиссия оценила в 3 рубля 25 копеек серебром, каковые деньги были присланы из столицы в канцелярию смоленского губернатора. Он отношением своим от 7 февраля отправил сию сумму смоленскому полицмейстеру с указанием выдать деньги по принадлежности. Из материалов дела совершенно непонятно, кто именно деньги получил, пристав ли Подлуцкий или крестьяне, нашедшие клад.

       В августе 1891 года смоленскому вице-губернатору графу Александру Александровичу Мусину-Пушкину принесли на рассмотрение заявление от мещанина Ивана Никитина. Дедушка вдруг вспомнил, как ему десятилетнему оболтусу дядюшка указывал места неподалёку от притвора церкви Ильи Пророка, где он с товарищами в ноябре 1812 года закопал отобранное у французов золото. Иван Никитин просил разрешить ему под надзором полиции выкопать клад. Граф Мусин-Пушкин приказал смоленскому полицмейстеру под расписку довести до мещанина, что археологические раскопки на землях казённых, в том числе и церковных и общественных, производятся только по открытому листу Императорской русской археологической комиссии, что и было полицией исполнено. Однако старинушка не унялся, и в конце сентября по распоряжению уже губернатора с него отобрали вторую расписку.

           А как же с французским золотом, спросите вы. Тайна сия велика есть.

      Весной 1895 года в третьей части Смоленска в имении мещанина Александра Илларионовича Виноградова четверо крестьян Бизюковской волости Дорогобужского уезда при копании фундамента обнаружили запечатанный тюк с двадцатью тремя серебряными рублями, одним полтинником, одним полу полтинником и ста шестьюдесятью медными монетами разного достоинства. Клад передан полиции. К октябрю месяцу Императорская археологическая комиссия прислала в Смоленск 30 рублей 65 копеек для выдачи вознаграждения мещанину Виноградову.

        Нужда ли, жажда ли новых впечатлений, а, может, и вовсе врождённая непоседливость привели в Смоленск на подённые работы крестьянина Брест-Литовского уезда Даниила Ляльку. Но 27 октября 1899 года оный Лялька в 10 часов утра явился в кабинет пристава третьей части губернского города Смоленска с мешком серебра. По его словам нашёл он клад ещё три дня назад на подённых работах по понижению путей на станции Смоленск Риго-Орловской железной дороге. При понятых серебро было взвешено, весу оказалось 17 и три четверти фунта, и описано. Ну а дальше всё по закону, плечо-вокзал-родина. Извините, дорогой читатель, конечно же, полицмейстер-губернатор-археологическое общество. И если основная масса найденных польских монет столичных археологов не вдохновила, то за 40 серебряных талеров, 6 серебряных пуговиц, сердоликовую бусину, 2 медных подвески и 11 зёрен жемчуга учёные мужи предложили гродненскому крестьянину аж 60 рублей серебром. И это помимо оплаты стоимости остального серебра, что будет передано комисией для переплавки на Монетный двор. Не зря у Даниила свет Михайловича пятки чесались, да «странный стук звал в дорогу», ох, не зря.

        Жили себе поживали в Ермолинской волости Рославльского уезда крестьяне с простыми «русскими» именами Мартин Бухгольц и Карл Павел. И тоже, видимо, дядя, тётя или прадедушка какой в своё время рассказали младшему поколению о древнем кладе у Смоленской крепостной стены. История умалчивает, с какими именно временами связана сия захоронка, да это и не важно. А важно, что Бухгольц и Павел обратились к смоленскому губернатору с просьбой разрешить им отыскать старый клад у крепостной стены, а в случае удачного нахождения выдать в качестве награды ни много ни мало, а половину. Половину, Карл!? Его высокопревосходительство Камергер Двора Его Императорского Величества действительный статский советник Николай Иоасафович Суковкин в своей отписке разъяснил жадинам, что под надзором полиции они могут вести поисковые работы у стены. Но все выкопанные ямы должны быть кладоискателями закопаны и утрамбованы, а клад, при его нахождении, по закону полностью поступает в распоряжение казначейства до решения правительства о том, какая именно часть его будет выдана в качестве вознаграждения. Ответ губернатора потомков иноземцев не удовлетворил, и они обратились с «заманчивым» предложением к министру финансов Империи. 2-е отделение канцелярии Министерства финансов обратилось за разъяснениями, ну да, к смоленскому губернатору. От которого вскоре в столицу пришло письмо с уведомлением, что все требования законов в плане розыска и реализации кладов до крестьян Бухгольца и Павела доведены. Но ведь не успокоились. Взялись донимать Императорскую археологическую комиссию. Археологи ответили однозначно, что кладоискательство в Империи запрещено циркуляром Министерства внутренних дел еще в 1886 году и Высочайшим Повелением от 11 марта 1889 года. А открытого листа на проведение археологических раскопок Императорская комиссия Бухгольцу и Павелу не выдаст. До просителей доведено под расписку в уездном полицейском управлении.

      17 сентября 1907 года во дворе дома владимирского купца Алексея Васильевича Забалуева на Троицком шоссе крестьянин Хохловской волости деревни Хрутчина Степан Прокофьев и смоленский мещанин Ефим Парфёнович Филиппов при устройстве фундамента нашли клад серебряных монет весом около 10 фунтов. Отнесли находку приставу 1-й части Рындину. Уехало серебро в столицу, и до следующего года не было о нём никаких вестей. Почесали в затылках Степан с Ефимом, скинулись денежкой, да и наняли стряпчего. И отпечатанное на машинке отправилось заявление Прокофьева и Филиппова летать со стола на стол в канцелярии смоленского губернатора. Клад вернулся в Смоленск в канцелярию губернатора для возврата находчикам 19 марта. Не представляет, мол, выдающегося нумизматического интереса. От ведь как учёно завернули-то в археологической комиссии!

        3 апреля 1908 года после долгих бюрократических согласований со столицей в Смоленске была организована Учёная архивная комиссия. Но на клады, которые открывались в губернском городе Смоленске и других местах губернии, оная комиссия обратила внимание лишь в 1912 году. 7 февраля 1912 гогда на основании общего собрания учёной комиссии смоленскому губернатору был направлен запрос о возможности уведомления в первую очередь смоленской комиссии полицией о нахождении всякого рода древностей, кладов и прочих археологических останков. Губернатор приказал, и теперь перед отправкой в Императорскую археологическую комиссию клады изучались членами комиссии смоленской.

         И напоследок еще одна история. Пусть и не в Смоленске дело было, а в Юхновском уезде. Но история интересная. Год тот одна тысяча девятьсот девятый от Рождества Христова в губернии очень даже странным выдался. То в начале февраля месяца города Старой Руссы Новгородской губернии старший городовой Пётр Фёдоров то ли перебрав полугара, то ли обо что-то головушкой приложившись, взялся доказывать непосредственному начальству, то бишь частному приставу да полицмейстеру, что точно знает место близ города Смоленска в имении помещицы Безобразовой, где зарыт особо ценный клад. Ох уж мне это сладкое слово – клад! Полицейское начальство в Старой Руссе от слов Петрова сильно возбудилось и принялось сочинять запрос в Министерство внутренних дел, благо, не самому государю-императору. Из департамента общих дел запросили Николая Иоасафовича Суковкина о его мнении по сему поводу. Камергер Двора запросил у смоленского уездного исправника информацию об имении госпожи Безобразовой. И отписался в столицу, что близ губернского города Смоленска имения помещицы Безобразовой не имеется.

         Вот ведь как получается: обещали мы одну историю, а выходят две. Так вот. Вряд ли смоленский губернатор самолично вычитывал все периодические издания, изыскивая упоминания о делах в Смоленской губернии, был, видимо, к этому делу приставлен особый чиновник. Как бы там ни было, но до сведения господина Суковкина дошло, что в московской газете «Раннее утро» опубликована заметка об открытии огромного клада старинной золотой и серебряной монеты в деревне Силенки Сосницкой волости. Юхновскому уездному исправнику полетел суровый разнос в письменном виде, с приказом всё выяснить, пресечь, описать и доложить куда следует, а именно господину губернатору. Почему это губернатор должен узнавать о происходящем в губернии со страниц московских газет, а исправник о кладе стоимостью в три тысячи восемьсот рублей по начальству не докладывает? Заметка в газете и была-то на три десятка строчек, а ажиотаж в Смоленске да в столице вызвала совершенно небывалый. Уж так высокохудожественно автор заметки расписывал перипетии отыскания клада в 15 фунтов золотой монеты времён царя Михаила Фёдоровича, помимо такого же количества серебра и меди, с таким знанием дела, как будто сам держал в руках «треугольные» монеты первого царя династии Романовых.

        Получив такое послание от начальника губернии, Юхновский исправник неделю, не меньше, как мне думается, пил беспробудно. На карьере можно было ставить жирный крест. Но взявши себя в руки, отправился в Силенки. Выяснив у крестьянской старшины все обстоятельства, отправился полицейский чин в самый большой храм Юхнова ставить пудовую свечу. Хотя, наверное, главное действующее лицо этой аферы замордовал за миллионы погибших нервных клеток. Выяснилось, что никакого клада в деревне не было и нет. Крестьянин Илья Никитич Обыденников, местная беднота-голытьба, еле-еле сводил концы с концами. У сельского общества набрал кредитов для пропитания семейства, а в отработку взялся построить на пустопорожнем месте, указанном сельским старостой, новую избу. И так уж его жизнь-жистянка замордовала, что в буйную головушку пришла хитрая «мысля». Не достроивши избу, пропал из Силенок Илюха аж на целую неделю. А вернувшись в родимую избу, рассказал парочке друзей, что на том самом месте, указанном ему старостой, нашёл большой котёл с драгоценной старинной монетой. Как и положено по закону, сдал Обыденников находку в Гжатское казначейство. И оценили там клад аж в 3 800 рублей серебром. И теперь ожидает Илья Никитич решения властей о выплате ему законной третьей части.

     В деревне слухи расползаются быстро. И вот уже священник приходской церкви делится информацией с Юхновским благочинным, тот ещё с кем-то. Так и добралась информация о кладе до московской газеты. А в это время Обыденников понабрал в сельской лавке продуктов да одежды в кредит под будущее вознаграждение аж на 11 рублей.

         Во всей этой истории крайне интересна реакция Императорской русской археологической комиссии. Напомню, заметка была опубликована 1 октября. Губернатор отправил запрос в Юхнов уже 6-го. Юхновский уездный исправник, пока поправлял нервы сорокоградусной, пока выяснял обстоятельства дела, рапорт в Смоленск отправил только 19 октября. Так вот, запрос от столичных археологов на предоставление от смоленского губернатора золотых монет, видимо, голландских или венецианских червонцев, и серебряных треугольных монет, видимо, шведских или русских четвертаков (вот ведь шельмецы, раскатали «научную губу») времён царя Михаила Фёдоровича был отправлен только 5 ноября. Канцелярии губернатора пришлось составлять отписку в столицу, объясняя, что находка клада всего лишь деревенские слухи.

Фотогалерея