Если бы он был с нами... Но его нет с нами, наверное, он в так горячо любимом им космосе. Вот уже 15 лет. А 22 сентября ему исполнилось 80 лет. А стихи его живы! Стихи его удивительно живы в нашем порой безумном, всегда суматошном, иногда раскалённом, отравном, неприкаянном и вероломном мире. Им везде есть место, они всегда уместны. Но прежде надо услышать, расслышать «зов» его поэзии. «Зовы», так называется лучшая книга Леонида Козыря, книга, в которую вложен его талант поэта и редактора, но сам он книгу в руках не успел подержать...
Леонид Козырь. Сама судьба дала ему имя и фамилию, как награду. Он всегда был отважен и честен. Строгий спрос жизни он выдерживал всегда с достоинством. Именно ему досталось трудное для писателей время – 90-е годы, когда распался Союз писателей СССР. Именно тогда он взял на себя руководство Союзом российских писателей. «Развод» был осуществлён в традициях нашего быта – одной стороне досталось всё, другая просто получила свободу. Но у нас был КОЗЫРЬ! Мы остались с КОЗЫРЕМ!
А дел было невпроворот. Проводились литературные встречи, семинары. Издавалась газета творческих союзов «Вдохновение», такой газеты в Смоленске раньше не было, сейчас её вспоминают часто и грустно. Первым редактором «Вдохновения» был Леонид Козырь. Он же был художником, вся газета от названия до последней строчки делалась им самоотверженно.
А фонд милосердия и здоровья, созданный им? Сколько труда и забот стоило это ему! Но у него были ориентиры и в этом. Например, доктор Фёдор Гааз, живший в пушкинские времена, «святой врач», как его называли, врач московских тюрем, филантроп, девизом которого были слова «Спешите делать добро». Портрет Ф. Гааза висел там, где работал Л. Козырь.
Ни на кого из наших поэтов Леонид Козырь не был похож. Он был похож на свои стихи, а они – на него. В стихах он предельно искренен, в них нет самолюбования, нет аутентичности. Иногда они кажутся перенасыщенными мыслями о мироздании, о космосе, о полётах. Но это тоже искренность, он так безмерно любил небо, звёзды...
Пространство его стихов безмерно. При самом первом прочтении они иногда кажутся сразу понятными, но пытаясь проникнуть в философскую глубину смысла, который открывается не сразу и не каждому, читая и перечитывая, вчитываясь в строки, ощущаешь себя в космосе его стихов, а космос – любимая тема, любимое место, неуёмная любовь автора. Есть какая-то тайна стихов Леонида Козыря, может быть, даже мистика. Порой они чересчур напористы и угловаты, но в них всегда бьётся кровь, в них всегда живой нерв. В его стихах не найдёте вымороченных метафор, других поэтических приёмов, нет вытягивания ассоциативного ряда до полной обескровленности, нет игры смыслов, усложнения простого, нет никакого снобизма. А что есть? Всегда есть высокий уровень внутренней стойкости, поэтическая самость, строгое отношение к человеку, к миру, к мироустройству, к себе. И ещё многое, что откроет внимательный читатель. Не стоит разбирать стихи по косточкам-строчкам, надо вчитаться в простые слова, вслушаться в лёгкое дыхание ритма этих строк:

Почерневший дощатый забор.
А за ним
появляются, глаз веселя,
чей-то беленький дом,
чей-то синенький дым,
чьи-то пряменькие тополя.
Чья-то стёжка бежит
от ворот до крыльца
чуть подёрнутая инейком,
чуть намеченный профиль
чьего-то лица
промелькнул за оконным стеклом.
Кто ты, мил человек,
появись, появись,
кликни в дом, где затоплена печь,
слишком, слишком мала,
коротка наша жизнь,
чтобы встречей простой
пренебречь.
Появись, помаши мне рукой,
а потом
и про жизнь потолкуем с тобой,
и про этот забор,
и про беленький дом,
и про синенький дым над трубой.

Казалось бы, куда уж проще? А иначе и нельзя, ведь это о смысле жизни, о человеке, о человеках. Здесь мудрость не сиюминутная, а вечная, не надолбы надуманного, а заповедь, сохраняющая почву культуры, а если проще сказать – это ответ поэта на вечные вопросы наши: Что делать? Кто виноват? Куда ж нам плыть?
Если бы когда-нибудь, кто-нибудь надумал составить антологию одного стихотворения о любви каждого смоленского поэта, убеждена – стихотворение Леонида Козыря «Мгновение» заняло бы здесь почётное место. Надеясь, что оно хорошо известно всем читающим смолянам, обозначу его лишь первыми строками:

Мильоны лет мы не встречались –
мы были снегом у зимы,
у лета мы травой качались,
не ведая, что это – мы...

Побродите по строкам стихов, вы встретите на их перекрёстках имена самых разных представителей культуры: Циолковский, Пьер Кюри, Моцарт, Глинка, Брюсов, Блок, Фет, Блейк, Лем, и конечно – Пушкин, Твардовский, Гагарин, Солженицын. И в этом кругозор автора.
Да, он был философом, наш Леонид Козырь. Он был добрым и строгим в то же время. А сколько у него было ещё неосуществлённых планов! А сколько живой памяти в строках о детстве!

О память! Пусть идёт за годом год,
но видится сквозь детство,
голод, холод,
как вертится букашкой самолёт,
на острый луч прожектора наколот.
Когда в детстве он впервые услышал Моцарта, неведомого ему тогда композитора, когда будущий поэт «был разут, оборван был и собирал окурки», «на сердце сделалось тепло» от звуков музыки:

И помню, неожиданный прохожий,
интеллигент, усохший,
как стручок,
сказал, ко мне приблизившись:
Похоже,
вы слушаете Моцарта, дружок?
– Кого, кого? – переспросил,
осмелясь,
спешившего куда-то старика,
но он ушёл. И так как есть хотелось,
к окурку потянулась вновь рука.
Глоток-другой махорочного дыма
на время успокаивал живот...
До Моцарта ль?
С тех пор невыразимо,
необъяснимо к Моцарту влечёт.

В этих строках столько времени и пространства, столько переживаний тогдашнего ребёнка и нынешнего взрослого, так неназойливо и тонко передано участие взрослого в становлении ребёнка, никаких словесных излишеств, здесь только живая, трудная жизнь...
Вы любите стихи? Читайте Леонида Козыря, внимательно вчитывайтесь в его строки, там нет сутолоки, спешки, расталкивания слов, рифм, там много мудрого, нужного сегодня, обязательно нужного. Ну, вот это стихотворение, называется оно просто – «Двое в белом». Только сейчас прочла и задумалась – всего 8 строчек, но каких...

* * *
Был ночью дождь.
Рассвет туманен
и душноват,
и отпотели, точно в бане,
окошки хат.

В садах стволы еще в потеках,
листва сыра,
и пахнет яблоневым соком
уже с утра.

Хлеба и травы отомлели,
задымлен луг,
и вместо солнца еле-еле
намечен круг.

* * *
Проснусь и выйду –
свежесть дня
окатит
с ног до головы,
и ошарашит щебетня
из лиловеющей листвы,
и тропы кинутся к ногам:
топчи, мол, нас. Трамбуй. Пыли...

О ветра звон!
О птичий гам!
О пробуждение
земли!

* * *
Ещё не приходилось
мне за себя трястись,
хоть в дни такие вырос –
не баловала жизнь.
А вот теперь, бывает,
на том себя ловлю,
что страх обуревает
за все, что так люблю.
Боюсь за человека,
что бок о бок со мной,
боюсь за наши реки,
боюсь за шар земной.
Боюсь за это Солнце,
боюсь за ту звезду,
к которой нам неймется
наметить борозду.