Эта улица не изменила своего названия: как была Загорная, так и осталась. За горой, за гористой местностью, за крутыми склонами. Она как будто специально спряталась от городского шума и суеты. С южной стороны тишину и спокойствие её охраняют надёжные, каменные стены и башни крепости, во главе с таинственной Веселухой. С северной – рукой подать до Днепра. А с западной украшает громада собора. Отсюда он то прячется за кронами деревьев, то появляется силуэтом на фоне неба.
На этой улице жила наша семья. Двор дома соседствовал с 1-й вспомогательной школой (существующей поныне). Невдалеке, по улице 1-го Мая (так тогда называлась улица Соболева) находится 1-я средняя школа, а рядом Духовская церковь и библиотека, разрушенные в 1941 году. Через дорогу дом купца Мочульского. В настоящее время этот 3-этажный дом превращён в чулочную фабрику.
Если от нашего дома идти вверх через Зелёный, затем Красный Ручей, то выйдешь к бывшему «Охотничьему магазину» (ныне «Ларец») на улице Б. Советская, невдалеке от Троицкого монастыря. А если по Загорному переулку, а затем в пролом в крепостной стене к улице Тимирязева (бывшая Козловка), то выйдешь прямо к часам.
Хоть и недалёк был этот путь, у нас на Рачевке говорили: «Пошли в Центр».
На нашей улице жил артист драмтеатра Е. М. Кузнецов. В его фруктовом саду я впервые увидел художника П. А. Шматникова, который маслом писал цветущие яблони.
В Загорном переулке жил также художник А. Ломжик, который стал жертвой репрессий в 1937 году.
В конце улицы жил Вася Зуев, впоследствии ставший членом Союза Художников.
Я был влюблён в свою округу, в которой прошло моё незабываемое детство, где я всегда был занят играми, забавами, любил наблюдать, как рисуют художники. Красив и живописен был Днепр с его песчаными пляжами, людными набережными. Не спеша шлёпал белый с красными колёсами и начищенной судовой медью пароход «Октябрёнок». Загрузившись на причале у Нового моста, он делал остановку и подбирал пассажиров в районе Нижненикольской церкви. И торжественно продолжал свой путь, образуя волны, в которые сразу же бросались купальщики. Бороздили воду прогулочные лодки и моторки. Рыбу ловили с лодок, с берега, стоя по колено в воде.
По Днепру гоняли плоты. С любопытством наблюдали мы, как плотовщики длинными баграми виртуозно управляли ими.
На Рачевке, против Крестовоздвиженской церкви, работал перевоз. Перевозчик в больших рукавицах перебирал позвякивающий между двумя металлическими валиками трос. Протяжный гудок. «Октябрёнок» заставлял перевозчика опускать в воду трос для прохождения парохода. Здесь же существовала и лодочная переправа.
Выше по Днепру стояли плоты, с которых ловили рыбу. На нехитрую снасть брался лещ. По плотам бегали, конечно, босыми ногами – не так скользко было на мокрых сосновых брёвнах, от которых под лучами жаркого солнца разносился какой-то особый хвойный запах.
Купаться на Днепре можно было повсеместно, но особенно мы любили Нижнюю и Верхнюю Быстрянку. Купались до посинения, до появления «гусиной кожи». В то время зимой Днепр замерзал. Мы расчищали лёд и делали каток.
Величественно извивалась крепостная стена с башнями по крутым склонам и холмам. По протоптанной, еле заметной тропинке поднимались к башне «Веселуха». Она очаровывает своей загадочностью. Чудилось, что там внутри что-то неизвестное и страшное. Бывало, карабкаюсь по ветхим стенам, сводчатым перекрытиям, проникаю в узкие проходы, где мрак и прохлада, поднимаюсь по каменным лестницам с высокими ступенями, забираюсь на зубцы, обследую амбразуры, ниши, каждый камень. Это доставляло безграничное удовольствие не только мне, но и всей ребятне нашей улицы, – нам везде чудились клады. Особенно, когда узнали о существовании подземных ходов. Всё это завораживало.
Но не всегда это было безопасно. При проходе с одной стороны стены на другую путь преграждали башни без перекрытия. И надо было проходить по выступам вдоль стены. И не всем удавался такой переход. Участок стены от башни «Орёл» к башне «Авраамиевской» пришёл в такую ветхость, был так узок, что его приходилось преодолевать ползком. Часто под ногами обрывались кирпичи.
С кручи, в основном у башни Веселухи, запускали воздушных змеев и бесшумных планеров. Всё это изготавливалось собственными руками из нехитрых материалов. Газеты, дранки, мочало годились для изготовления змея, рейка, тоненькие планочки из бамбука (расщепляли старые бамбуковые лыжные палки), папиросная бумага – для планера.
За «Алтарной» башней в небольшом рву был устроен тир. При стрельбе из малокалиберной винтовки бумажные мишени прикреплялись к деревянному щиту, обнесённому земляной насыпью. После окончания стрельб мишени с результатами попадания снимали, а мы, ребята, перочинными ножичками выковыривали свинцовые пульки, которые в дальнейшем расплавлялись и использовались для грузил рыболовной снасти.
С радостью встречали зиму. Было сказочно красиво на холмах у башен. Это был новый мир, когда слепящая белизна делала ещё суровее каменную громаду крепостной стены.
Изобретательности не было предела. Катались с горы на гору, выполняли головокружительные спуски, преодолевали крутые подъёмы, прыгали с трамплина, ездили наперерез друг другу. Собирались обычно значительными кампаниями ребят. Весёлье, оживление царили, собирались толпы любопытных.
Летом Загорная жила особой жизнью. Прямо на улице играли в лапту. Начинали обычно дети, а если игра затягивалась, то и возвращающиеся с работы взрослые подключались к игре. Игра была довольно сложная, ибо по мячу били не лопаткой, а круглой битой. Попробуй, не промахнись. Играли в городки, бабки, чижика. Были у нас и кегли. Исчезли сейчас эти игры и забавы. В футбол играли тоже на улице.
По улицам ходили стекольщики, точильщики, пильщики дров со своими инструментами. Сборщик утиль-сырья радовал ребят недорогими сладостями.
Не единожды приходилось видеть и похоронные процессии. С нашей улицы хоронили в основном на Окопном кладбище. Специальных машин не было. Процессия двигалась за лошадью, либо за машиной с открытыми бортами, чаще несли покойного на полотенцах через плечо.
В центре города на улицах не так уж и много транспорта. Переходить улицу можно спокойно в любом месте. Нет специальных переходов, светофоров. Водители транспорта пользуются сигналами. Легковой транспорт имел чёрный цвет, грузовой – тёмно-зелёный. Медленно взбирается в гору трамвай по улице Б. Советская. У «Часов» сворачивает направо, продолжая путь по улице Ленина, мимо сада им. Серафимовича (ныне Блонье), затем сворачивает налево, мимо сельскохозяйственного института, башни Громовой к улице Дзержинского.
Несмотря на то, что трамвай проходил по улице Ленина, это было любимое место для прогулок смолян. Особенно в воскресные дни медленно двигались не только по тротуару, а и по проезжей части толпы гуляющих. Беспрерывно позванивая, пробирался по центру улицы трамвай.
В городе было много цветов. Лучшая клумба была в садике «Семнадцатого партсъезда» (на месте, где сейчас новый корпус облсовпрофа). Это была клумба-календарь. Ежедневно из цветов выкладывался день недели, ежемесячно – название месяца. Днём она очаровывала рисунком и красочностью, вечером изумительным запахом табачка и других вечерних цветов.
В конце садика было уютное кафе и, почти рядом, здание театра. Пришлось мне слушать в нём оперу Пуччини «Чио-чио-сан» в исполнении гастролирующих артистов.
На месте театра в настоящее время 9-этажное здание общежития сельскохозяйственной академии.
В районе нынешней телебашни располагалось здание летнего цирка. Помню выступления Ю. Дурова со знаменитой «Железной дорогой», Виталия Лазаренко с сыном Виталием. Сатира отца и мастерство сына, выполнявшего прыжок через несколько запряжённых экипажей, оставляли неизгладимое впечатление, как и выступление эквилибристов сестёр Кох. Заканчивалось представление в цирке французской борьбой, где любимыми были Поуль Банак, Клеменс Буль, Раковский, или выступлением укротителя львов Буслаева.
Воспоминания Виталия Бухтеева подготовил к печати Леонид Степченков.