Клады с огородов

Окончание. Начало в №№ 9-12 за 2024 г. и 1 за 2025 г.

        Такой год не мог закончиться без скандала. Каковой и случился, вроде и не большой, но долгий и нудный, как зубная боль. 16 сентября 1909 года начальник Витебского отделения Московско-Рижского жандармского полицейского управления железных дорог прислал в адрес смоленского губернатора клад, найденный 5 сентября на 566-й версте линии Риго-Орловской железной дороги телеграфными рабочими, и подробные протоколы об обстоятельствах сей находки. Рабочие 6-го телеграфного участка устанавливали новые столбы вдоль линии железной дороги в трех верстах от станции Гнёздово. Руководил партией осмотрщик телеграфа Гангус. Один из рабочих крестьянин Поречского уезда Касплянской волости деревни Гапоново Павел Конашков нашёл ёмкость с кругляшами белого цвета и разноцветными бусинами. Прибежавшие на радостные крики коллеги Конашкова нагребли из ямы серебряных кружков, кто сколько смог. Радости от находки не было предела, и кто-то из рабочих похвастался проезжавшему мимо старшему дорожному мастеру Петру Григорьевичу Павлову, каковой, доехав до Смоленска, доложил в жандармское управление станции.                  Разобраться с этим делом было приказано унтер-офицеру Семёну Семченкову, какового, «заинструктировав до слёз», посадили на маневровый паровоз и отправили в Гнёздово. Как на месте выяснил жандарм, большинство найденных монет и предметов у работников выкупил телеграфист Гангус. Сам же телеграфист упирал на то, что собирал ценности только с целью передачи их по начальству. Где ласковыми уговорами, где угрозами, но к вечеру Семён Семченков собрал и привёз в Смоленск в общей сложности: 476 целых древних монет, 292 половинки оных, синий камень величиной с крупный орех, 2 кольца и некоторое количество стеклянных разноцветных бусин. Гангус вернулся к месту проживания в Витебск и взялся за перо. И своему начальству, и начальнику Витебского жандармского железнодорожного управления телеграфист написал объёмные рапорта, где упирал на свою главенствующую роль как в нахождении клада, так и в сохранении его для передачи по начальству, и заканчивались сии опусы нижайшей просьбой представить его, Вильгельма Александровича Гангуса, надсмотрщика 6-го телеграфного участка, к положенной по закону награде.

         Далее всё пошло, как и положено по закону. Клад уехал в столицу в археологическую комиссию. В Эрмитаже крайне обрадовались смоленским находкам и перечислили в смоленское казначейство 120 рублей. В смоленских газетах вышли заметки о награждении находчика Конашкова. А «Смоленский вестник» Гангус выписывал. И уже летит в Смоленск к губернатору прошение Вильгельма Гангуса о разделе вознаграждения, так как Конашков копал именно под руководством телеграфного надсмотрщика, и именно он, Гангус, принял все меры к сохранению клада и передаче его властям. Такое же прошение оказалось на столе начальника Витебского отделения Московско-Рижского жандармского полицейского управления железных дорог. На запрос из канцелярии губернатора железнодорожные жандармы отвечали, что по показаниям унтера Семченкова, Гангус скупил большинство монет ещё до прибытия полиции и при требовании выдачи ценностей долго мялся и возражал. Нет к телеграфному надсмотрщику у жандармов никакого доверия. Витебскому полицмейстеру был прислан от смоленского губернатора отпуск, в каковом была просьба довести Вильгельму Александровичу Гангусу, проживающему в Витебске, по Большому Синякову переулку в собственном доме, что право свое на вознаграждение за находку клада у станции Гнёздово он должен доказать в судебном порядке в полугодовой срок после объявления о награждении. Параллельно с взятием от Гангуса подписки о доведении до него условий смоленского губернатора витебские полицейские отобрали у телеграфного служащего полтора рубля серебром, так как жадина Вильгельм не наклеил на прошение губернатору положенные по закону гербовые марки.

       Гангус направил прошение мировому судье в Смоленск, а Конашкову тем временем от канцелярии губернатора было объявлено, что и он для получения денег должен представить решение судебного учреждения о праве на получение вознаграждения за находку клада. Бюрократия в чистом виде, ведь все документы о находке клада находятся в канцелярии губернатора. Но крестьянин Касплянской волости должен обратиться к земскому начальнику той местности, где был найден клад, для разбора дела, после чего запросить канцелярию губернатора о выдаче копий протоколов о нахождении клада у станции Гнёздово. Что Павел Конашков и сделал, получив в итоге решение земского начальника 2-го участка Смоленского уезда о признании его права на получение вознаграждения от Императорской Археологической комиссии. Да и то, было это сделано только в марте 1911 года, после решения мирового судьи в Смоленске об отказе в вознаграждении Гангусу.
     В начале апреля 1910 года смоленский губернатор отказал крестьянам деревни Кощино Дубосищенской волости Ельнинского уезда Филиппу Петровичу Шаманскому и деревни Колычева Богородицкой волости Смоленского уезда Денису Ильичу Сивакову искать клад за Молоховскими воротами губернского города, ибо циркуляр Министерства внутренних дел Российской Империи за номером 25 от 27 ноября 1886 года кладоискательство безусловно запрещает.
Апрель в плане кладов и связанных с этих проблем стал очень напряжённым для смоленского уездного исправника. 10 апреля рабочие землевладельца имения Прудков Михаила Алексеевича Рожнова выпахали на поле кувшин со старинными серебряными монетами, каковой и передали хозяину. С кладом Рожнов отправился в Смоленск, но отнюдь не к губернскому начальству, а вовсе даже к серебряных дел мастеру Скворцову. Но не зря говорится: что знают двое, то знает свинья. И вскоре на пороге господского дома в Прудках оказался полицейский урядник с резонным вопросом «Где деньги, Билли?» Извините меня, но Роберт Льюис Стивенсон - отличный писатель, а мультфильм «Остров сокровищ» - один из моих любимых. Рожнов только в ответ руками развёл, мол, продано всё, имею право. Как выяснилось из ответного спича урядника, никаких таких прав, кроме обязанностей по доставке кладов губернскому начальству, хозяин Прудков иметь не может, а о его самоуправстве будет доложено куда следует. Но бумажная волокита, она и в полиции бумажная волокита. Только 17 мая 1910 года в дверь квартиры смоленского мещанина Ивана Макаровича Скворцова, что в доме Мертенса, настойчиво постучали. Скворцов проблем с законом иметь не хотел, посему всё честно рассказал и передал полицейским два фунта 39 золотников старинного серебра, каковое он купил у владельца Прудков за 22 рубля. Клад уехал к Археологической комиссии в столицу, чтобы всего 10 монет остались в закромах Эрмитажа. Остальное серебро с присовокупленными за взятые монеты двумя рублями было возвращено в Смоленск.
      А 16 апреля во «Всеобщей газете» в Санкт-Петербурге была напечатана небольшая заметка о находке полного скелета мамонта в деревне Зенково Стражинского уезда Смоленской губернии. Уже это самый, прости Господи, Стражинский уезд должен был насторожить чиновников канцелярии губернатора, но доисторический индрик-зверь был губернскому городу сильно нужен. И смоленскому уездному исправнику надворному советнику Ивану Александровичу Подлуцкому пришлось отписываться, что по проведению дознания ни в деревне Зенково Катынской волости, ни в других населённые пунктах уезда о находке скелета мамонта никто ничего не знает.
       12 мая в лавке Фрейдовича в Рославле городовым 3-й части города Ноздрёвым при попытке продажи 33-х старинных серебряных монет был задержан рославльский мещанин Семён Андреевич Прокофьев. Пойманный на горячем, Сеня только и мог на допросе у надзирателя Савицкого кричать, что монетки не его. Брат его Андрей выпахал у себя на огороде в деревне Верхней Осиновке Рязановской волости целый кувшин. А он, Семён, зашёл в лавку Фрейдовича, только чтобы узнать, что за монеты и сколько стоят. 18 мая урядник 16 участка Рославльского уезда Полевик провёл в Верхней Осиновке дознание и изъял у Андрея Андреевича Прокофьева 782 монеты, а также кувшин, в котором оные были найдены. Из этого количества Императорская Археологическая комиссия отобрала всего три монеты, за которые и заплатила 1 рубль серебром. В сентябре месяце клад вместе с компенсацией вернулся к Андрею Прокофьеву.
      Абсолютно непонятно, почему в сентябре месяце в канцелярию смоленского губернатора явился некто Захар Львович Шинкарёв. Сей достойный крестьянин деревни Сутоки Хлыстовской волости Оршанского уезда предъявил губернатору десять больших и 46 малых серебряных монет, найденных им на своём огороде. Чем находчик руководствовался, привезя клад в Смоленск, он так чиновникам канцелярии объяснить и не смог. Посему, дав Шинкарёву «направляющего пинка» в сторону дома, смоленские чиновники отправили клад в Могилёв, снабдив соответствующим отпуском к тамошнему губернатору.
        Похоже, у смоленских газетчиков были осведомители получше, чем у самого губернатора. Поэтому о кладе старых серебряных монет в деревне Семенцово Сычёвского уезда губернатор узнал из одного из мартовских 1912 года номеров «Смоленского вестника». Уездному исправнику был направлен отпуск с требованием разобраться и представить в губернский город найденные ценности. Как выяснил старший полицейский урядник Черняк, хуторянин деревни Семенцов Милюковской волости Сычёвского уезда Пётр Николаев нашёл на своём перепаханном поле истлевший бычий рог, наполненный старыми серебряными монетами, коих по счёту оказалось 340 штук. Не зная, что делать с находкой, Николаев отправился в Милюково-Мальцевское кредитное товарищество, где председатель совета товарищества Иван Петрович Байков посоветовал ему найденные монеты частным лицам не продавать, а придержать у себя клад для передачи в какой-либо музей или археологическое общество. Николаев ушёл домой, а Байков не смог устоять и поделился новостью со смоленскими журналистами, подставив таким образом местную полицию.
       Уряднику Пётр Николаев выдал по счёту 315 монеток, объяснив, что 25 штук взял у него непременный член Сычёвской землеустроительной комиссии губернский секретарь Алексей Филиппович Зеленин, якобы для отправки в музей Санкт-Петербурга. Из Сычёвки клад был переправлен в Смоленск, где по договорённости с губернатором перед отправкой в столицу был осмотрен Смоленской учёной архивной комиссией. То ещё, надо сказать, заведение. Основанная в 1908 году, только в 1912 году комиссия запросила у губернатора разрешения знакомиться с кладами, найденными в губернии, перед отправкой в Императорскую Археологическую комиссию. Учёная комиссия, изучив сычёвский клад, просила губернатора ходатайствовать перед столичными профессорами об оставлении в смоленском музее хотя бы части оного. Клад уехал в столицу и пропал. А с июля месяца пороги сычёвского уездного полицейского управления принялся оббивать Пётр Николаев, требуя вернуть его серебро или хотя бы прояснить его судьбу. Естественно, хуторянин был послан по известному маршруту, пиши, мол, губернатору, клад ему отослали. Малограмотный Пётр договорился с кем-то из местных чиновников, и в губернский город полетело его прошение с просьбой разъяснить судьбу клада. Только 11 октября Императорская Археологическая комиссия отправила клад в адрес смоленского губернатора для выдачи находчику, присовокупив, что смоленская учёная комиссия может напрямую договориться с Петром Николаевым о приобретении нужных ей монет. А вот о монетах, забранных господином Зелениным, нет никакой информации.
       22 апреля того же 1912 года брянская мещанка Ефимия Константиновна Арестова копала свой огород в деревне Дуброво Кирилловской волости Рославльского уезда. В земле оказалась коробка с разными монетами белого цвета с «нерусскими надписями». 2 мая 25 монет и коробку Ефимия передала в Рославльское уездное полицейское управление. 22 сентября Императорская Археологическая комиссия вернула клад польских и прусских шестигрошевиков в Рославль, заплатив рубль серебром за взятую для коллекции Эрмитажа монету. Но чтобы вернуть клад и отдать тот самый рубль, смоленской и брянской полиции пришлось искать Ефимию Константиновну Арестову почти целый год, до конца лета 1913, когда её таки обнаружили проживающей у мужа-столяра на станции Жуковка Брянского уезда.
       В начале сентября сычёвский уездный исправник доложил в Смоленск о кладе из восьмиста восьмидесяти медных пятикопеечных монет чекана 18 века. 2 пуда 30 фунтов меди были найдены ещё в мае крестьянином деревни Завидово Ярыгинской волости Семёном Трофимовичем Соколовым. Целое лето таил хитрован Семён свою находку. Однако ж, становый пристав свою работу знает. Из Сычёвского полицейского управления отправили в Смоленск для ознакомления всего 3 монеты, каковые после ознакомления в Смоленской учёной архивной комиссии были направлены в столицу с вопросом «а оно вам надо?» К концу октября выяснилось, что не надо, за отсутствием археологической ценности. Сычёвскому исправнику был отписан приказ вернуть клад находчику.
       16 ноября 1912 года гжатский уездный исправник доложил смоленскому губернатору, что помимо картофеля на своём огороде крестьянка деревни Большие Бережки, Зарубы Субботниковской волости Пелагея Леонова выкопала россыпь старых серебряных монет в 13 с четвертью золотников весом. Деревня сия расположена на правом берегу Гжати, в 37-ми верстах от уездного города, докладывал полицейский чин, и старики в той деревне давненько говорили о кладе, зарытом в Смуту. Как бы там ни было, клад из 85 серебрушек чекана от Ивана Грозного до Василия Шуйского отправился в столицу. В запасники Эрмитажа члены Императорской Археологической комиссии забрали всего одну монету, перечислив за неё в смоленское казначейство рубль серебром. А клад был возвращён смоленскому губернатору для выдачи по принадлежности.
29 мая 1914 года полицейский урядник Воскресенской волости 2-го стана Юхновского уезда Карпович в деревне Черево той же волости составил протокол о передаче по начальству крестьянином Василием Ивановичем Байковым 179 медных монет пятикопеечного достоинства времён царствования Екатерины Второй. Оные на огороде 25 апреля выпахала жена Байкова Анна Матвеевна. Весь клад весом в 25 фунтов юхновские полицейские отправили смоленскому губернатору. Но смоленская учёная архивная комиссия особой ценности за кладом не признала, и к декабрю месяцу медь вернулась в Черево к находчикам Байковым.
       А вскоре всем обывателям Смоленской губернии стало не до кладов. Загремело над городами «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой, с тевтонской силой тёмною, с проклятою ордой». Бросив пахоту, тысячи мужиков надели серые шинели и ушли воевать.
       А всё-таки было бы очень интересно узнать, что же за десять лет раскопок нашёл в уездах Смоленской губернии учёный секретарь Сизов, какого-такого индрик-зверя раскопал на берегах юхновской речки Барщевский, куда отправил монетки из клада сычёвский чиновник Зеленин, или вовсе присвоил?

Фотогалерея