Искатели древности

Продолжение. Начало в №№ 9-11 за 2024-й год.

     Год 1894-й в плане отыскания кладов начался в Смоленской губернии неплохо. 21 апреля крестьянин деревни Михайловка Катынской волости Пимен Михайлов выкопал у себя на огороде триста девяносто три старинные серебряные монеты/ Они 5 мая были отправлены в столицу. А вот дальше «земля рожала» медь времён Екатерины Великой, причём пудами. Крестьянка деревни Вешек Михайловской волости передала в Гжатское уездное полицейское управление три пуда с лишком медных пятаков 1785, 1787 и 1795 годов чекана. Исправник уведомил о том смоленского губернатора и своей властью вернул клад находчице. В том же мае в Духовщинском уезде в деревне Варнавичи Никоновской волости крестьянин Лазарь Иванов выкопал пуд шестнадцать фунтов медной монеты у себя на огороде. Уездный исправник доложил о кладе в Смоленск и передал четыреста шестьдесят шесть монет на хранение в Духовщинское уездное казначейство. В июле месяце сто восемьдесят восемь медных монет нашла на своём участке крестьянка деревни Холмец Полежакинской волости Дорогобужского уезда Аксинья Сергеевна Козлова. Об этом «медном изобилии» было отписано Императорской Археологической комиссии, которая вежливо от кладов отказалась, но присовокупила, что если находчики захотят сдать монеты на Монетный двор, то смогут получить стоимость меди. Вскоре с мест пришли уведомления, что крестьяне пожелали забрать кладовые монеты.
       В июне месяце в Смоленск пришли 15 рублей 50 копеек за серебро Пимена Михайлова и уведомление о выдаче открытого листа нашему старому знакомцу учёному секретарю Императорского Российского Исторического музея В.И Сизову для проведения раскопок в Смоленской губернии. О чём канцелярия смоленского губернатора уведомила всех уездных исправников, приказав оказывать всемерную помощь археологу.
В начале июля около деревни Фотина Ивановской волости Сычёвского уезда крестьянином Исаком Михайловым и запасным фельдфебелем Игнатом Матвеевым была выпахана из земли глиняная кубышка с тремястами серебряными монетами древнего чекана. За них Археологическая комиссия переслала в Сычёвское полицейское управление в августе месяце 10 рублей серебром.
     27 сентября крестьянин деревни Куприяново Кикинской волости Юхновского уезда Ефим Григорьев подправлял пришедшую в ветхость избу. На помощь призвал сей рачительный хозяин отставного рядового из деревни Болваново той же волости Ельпифифора Кириллова, который, копая яму под столб, разбил лопатой глиняный горшок. Из ямы крестьяне вытащили и передали уездному исправнику 3 фунта 16 золотников серебряной монеты. Дальше всё, как положено по закону, плечо – вокзал -родина, извините, конечно же, рапорт губернатору - посылка в столицу - и деньги от археологической комиссии. Надо сказать, неплохо мужички заработали на ремонте хаты - сорок семь рублей серебряной монетой и 20 кредитными билетами (стоимость переданного на Монетный двор серебра).
    А ещё 28 мая смоленскому губернатору из Археологической комиссии прислали циркуляр для публикации в «Губернских ведомостях» и, по возможности, в других печатных изданиях губернии. Императорская Археологическая комиссии сетовала, что множество древних вещей металлических, костяных и стеклянных, найденных при разных обстоятельствах, выбрасываются находчиками, не представляющими их истинной ценности. Таким образом, для науки гибнет бесследно масса драгоценных древних памятников старины. Посему Императорская комиссия имела объявить:
        1. Все находки, представленные непосредственно или через уездное и губернское начальство, всегда оплачиваются, причём выше стоимости материала, из которого сделаны найденные предметы;
     2. Даже малоценные по материалу находки старых предметов должны быть сберегаемы и затем представляемы местному начальству, так как они могут оказаться немаловажными в научном отношении.
    Вместе с тем, Императорская Археологическая комиссия считала нужным напомнить, что раскопка курганов, могильников и городищ на казённых, государственных и общественных землях с целью кладоискательства не допускается и преследуется по закону. Раскопки разрешаются только по особому сношению с Археологической комиссией и только тем лицам, которые этими раскопками преследуют научные цели и уже опытны в их производстве.
     В мае 1895 года в Смоленск снова приехал на раскопки В.И Сизов, имевший на руках открытый лист от Императорской Археологической комиссии на проведение раскопок в Смоленском и Духовщинском уездах. А в июне дорогобужский уездный исправник прислал смоленскому губернатору четыреста тридцать монет 17 века, за которые их находчик крестьянин деревни Хорошенок Суткинской волости Яков Иванович Русаков уже в октябре того же года получил 13 рублей 80 копеек.
        8 июля канцелярия губернатора зарегистрировала рапорт Юхновского уездного исправника о находке одного и пяти восьмых фунта серебряных монет при полевых работах в деревне Коноплёвке Ольховской волости. Однако в деле о кладах 1895 года нет документов о выдаче вознаграждения Наталье Васильевне Чубыкиной, которая эти монеты и нашла. Отказалась Археологическая комиссия и от клада в 450 медных пятикопеечных монет 1759 и 1796 годов чекана, найденных в селе Несонове Рославльского уезда крестьянкой Фионой Филипповой. Ей через полицию было объявлено, что при желании можно получить стоимость меди, передав монеты на Монетный двор. Однако сведений о решении Фионы мы не имеем.
    А вот крестьяне деревни Салово Лобковской волости Смоленского уезда, передавшие смоленскому уездному исправнику через лобковского церковного старосту дворянина Иосифа Франскевича 3200 серебряных монет в стеклянной бутылке, найденных у церкви села Лобково 21 декабря при копании могилы, свои 59 рублей 12 копеек получили. Пусть и в июле следующего года. Хотя слова в отписке Археологической комиссии «для выдачи по принадлежности» оставляют вопросы. Мог и священник деньги за клад забрать.
      26 мая 1896 года дорогобужский уездный исправник при рапорте своём отправляет в губернский город 1769 мелких серебряных монет и небольшой глиняный кувшин, найденные крестьянином деревни Каськово Озерищенской волости Анисимом Никитиным у себя на огороде. И уже в конце июля Анисим получает у исправника 38 рублей 65 копеек, присланных из столицы. А вот Степану Егорову из деревни Семёново Присельской волости Духовщинского уезда повезло меньше. Приехал он с работником в лес за дровами в конце сентября, да углядел в лесной чаще ель, расщепленную ударом молнии. По народным поверьям под таким деревом обязательно клад должен лежать. Лопаты на телеге не оказалось, и Степан взялся разрывать землю вокруг ёлки топором, вскоре обнаружив среди древесных корней заржавленную, но целую шашку с медной рукоятью. Находку представил уездному исправнику в Духовщину. Тот приказал уряднику опросить семёновских стариков, что было раньше на месте того леса. Выяснилось, что в 1812 году по тем местам проходили французы. С этой информацией духовщинский уездный исправник передал шашку через смоленского губернатора в Смоленский историко-краеведческий музей.
     Год от рождества Христова одна тысяча восемьсот девяносто восьмой ничем примечательным в плане кладов в губернии отмечен не был. Снова в Смоленском и Духовщинском уездах копал старые курганы учёный секретарь Сизов, да Яков Глебович Митрохин в селе Слободка Юхновского уезда рыл погреб в своём саду, а вырыл 182 медные монеты времён Екатерины Первой, которые через губернатора и отправлены были вАрхеологическую комиссию. И тишь сия стояла аж до 1902 года. Разъезжал по губернии с открытым листом на раскопки Владимир Иванович Сизов (в 1902 году копал и в Смоленском, и в Духовщинском, и в Вяземском уездах), да в Гнёздове проводил раскопки с разрешения Археологической комиссии ревизор Риго-Орловской железной дороги С.И. Сергеев. И только в 1902 году земля Смоленская порадовала искателей древностей находками, но не серебром да золотом, а вовсе даже костью. Зато какой! Индрик-зверя откопали, мамута шерстяного. После всех грозных предписаний из столицы и от губернатора не очень понятно, на каком основании вяземский мещанин Николай Тимофеев в мае 1902 года проводил раскопки на берегу речки Брехоти близ деревни Конышино Вешковской волости Юхновского уезда. Но победителей не судят. А скелет раскопали знатный. Часть рога с отломанным концом весом в 30 фунтов, толщиною в 4 вершка и длиной в полтора аршина (бивень, похоже). Да ещё часть верхнего слоя того бивня в три четверти аршина длиной да в пять вершков шириной. А в береговых отложениях уже маячила лопатка индрик-зверя в аршин шириной, да длиной в 20 вершков. Однако становый пристав, осознав всю историческую и археологическую важности находки, раскопки приостановил. Найденные части отправили губернатору вместе с рапортом юхновского исправника. Губернатор доложил министру внутренних дел Империи о находках и запросил инструкций, одновременно приказав юхновсому уездному полицейскому управлению обеспечить надзор за местом раскопок.
       Прослышав про находки в Юхнове, решил не отставать и Сычёвский уездный исправник. У него на руках оказался двухпудовый кусок бивня, длиной около 2-х аршин, найденный крестьянином Хотьковской волости деревни Кашутихи Сергеем Ивановичем Пегушевым. Отдавая кость исправнику, ушлый Пегушев, заявил, что ему предлагали за бивень 25 рублей, но раз «историческая ценность», то он желал бы получить за находку гораздо больше. Ещё крестьянин поведал полицейскому чину, что выше деревни по течению реки Вазузы имеется под водой большой круг, собранный из вбитых в дно дубовых кольев и залитый сверху чем-то белым, толи цементом, толи известью. А ещё выше по течению лежит на дне много «чёрного дуба». На Вазузу был послан из столицы сотрудник Императорской Археологической комиссии С.И. Сергеев.
    И из Ельнинского уезда донесли губернатору, что на землях деревни Александровки Даниловской волости в полуверсте от реки Десны при разработке залежей фосфорита на аршинной глубине были найдены позвоночные кости какого-то «допотопного животного» и две части окаменелого птичьего клюва. Но в начале августа от Министра внутренних дел пришло уведомление: Императорская Академия наук сообщила в МВД, что персонал Зоологического и Геологического музеев весь до последнего человека в командировках и на раскопки в Смоленскую губернию приехать не может. В свете чего, и охранять места раскопок не имеет смысла. О чём губернатор и сообщил уездным исправникам. Но всё же научный интерес победил в губернском начальнике, и он 14 августа 1902 года отписал о всех трёх находках княгине Марии Клавдиевне Тенишевой. Конечно же, княгиня проявила интерес, и для проведения дальнейших раскопок был направлен Иван Фёдорович Барщевский, член Императорских и учёных обществ: Географического, Археологического, Естественно-исторического, Фотографического, Поощрения художеств, а также Архивной комиссии. Смоленский губернатор Николай Александрович Звегинцов приказал всем уездным исправникам оказывать Барщевскому всемерное содействие.
       Что и в каких количествах Иван Фёдорович выкопал в уездах Юхновском да Ельненском доподлинно не известно, но вот о судьбе мамонтова клыка из Сычёвки мы можем поведать. 21 августа сия кость была прислана в Смоленск, причём сычёвский уездный исправник просил возместить ему 7 рублей за пересылку двухпудового раритета. Бивень отправили, судя по всему, в историко-краеведческий музей Смоленска, и о находчике забыли более чем на год. Но не таков оказался Сергей Иванович, чтобы упустить из рук денежку. В декабре 1903 года через сычёвского уездного исправника в канцелярию смоленского губернатора поступило прошение Пегушева, который, наняв стряпчего, чтобы всё чин по чину, просил губернские власти оплатить найденный им «допотопный клык» или вернуть таковой ему, как находчику. Ну и всё та же песня от сычёвского крестьянина, мол, предлагали мне за кость 25 рублей, но я, как человек и патриот, не чуждый пониманию исторической ценности, передал находку властям. Доложили губернатору, который выразил мнение, что 25 рублей для сычёвского мужичка слишком жирно. И в сычёвское уездное полицейское управление от канцелярии губернатора отправили 5 рублей для выдачи Пегушеву. И тот их взял, плетью обуха не перешибёшь.

Продолжение следует.

Фотогалерея