Областное цензурное управление при социализме называлось интеллигентно: «Обллит». Много глупостей там делалось. Особенно меня умилял поиск диверсии в математических формулах, при этом требовалось дать справку, что в твоей статье не содержится никаких научных открытий (?!). И все же...
Много слез было пролито
на пороге обллита.
Сгинул, канул обллит –
весь народ мочой облит.
***
То и дело слышишь: «У меня два высших образования!». Может быть, два диплома?
***
В учебнике по психологии нашего профессора С. отмечается своеобразное воображение студента, сказавшего, что кентавр состоит из конины и человечины. И здесь же автор поясняет, что «в реальности у кентавра голова человека и туловище лошади». И чего только не повидал профессор!
***
Когда в детстве мне сказали, что монументальная резьба «МПС» на деревянных вокзальных диванах означает «Министерство путей сообщения», я не поверил. Какое же это министерство? Это скамейка! И я придумал логическое толкование этих навязчивых трех букв: «Места пассажирам сидеть».
***
Супруги-доценты, покидая здание университета и встретив в дверях ректора, доложили, что сегодня они «вместе кончили».
***
Сидишь, бывало, в годы перестройки на партсобрании, слушаешь ретивого оратора и думаешь: «Что ж ты выпендриваешься? Ведь летать-то не можешь!» И так хочется вместо полагающейся поддержки инициативного болтуна просто рассказать анекдот про медведя с сорокой из самолета:
«Сидит сорока и клювом по иллюминатору «тук-тук, тук-тук».
– Сорока-сорока, что это ты делаешь? – спрашивает медведь.
– Выпендриваюсь.
– И я хочу, – сказал медведь. Да как долбанет по иллюминатору, что и самолет развалился.
Падает медведь, а удивленная сорока подлетает к нему и спрашивает:
– Медведь, ты что, летать не умеешь? А чего же ты тогда выпендривался?»
***
Как-то вроде и неудобно вспоминать такое, но ведь из песни слова не выкинешь. В начале 80-х была какая-то волна гастролей знаменитых артистов не просто в город, а в трудовые коллективы. Выдающиеся артисты выступали и на институтской сцене. Но в каком виде, после какой мертвецкой пьянки их к нам приводили! И что они вытворяли!
Всенародно любимый популярнейший артист кино Л. смешил студентов и профессоров тем, что четвертинку водки пытался засунуть вместо кармана в ширинку. Особая интрига для публики была в том, чтобы понять, играет он это или действительно пытается спрятать бутылку.
***
Почти все (замечательные!) врачи костно-туберкулезного санатория, в котором я лежал 3 года, были сами хромыми или горбатенькими. Анекдоты, как известно, настойчиво утверждают, что подобное распространено и в психиатрии.
***
Моя приятельница, бывшая смолянка, прислала ностальгические стихи о Смоленске, где с любовью вспоминается и «Блоньи сладостная тень», и «трофейный бронзовый олень», и Днепр, и Никольские ворота, и угол «под часами». Увы! Теперь это совсем другие места.
О, Блоньи сладостная тень!
Как из горла? там пьётся много.
Трофейный бронзовый олень
нередко там с отбитым рогом.
Невзрачно все вокруг Днепра,
грязны Никольские ворота,
а «под часами» до утра
идет с девчонками «работа».
***
– Поедешь в Министерство к Колыхаловой. У нее в углу свалены отчеты вузов. Изучишь их, – напутствовал ректор первого проректора, – и составишь наш отчет, да так, чтоб Колыхалова в нашу сторону заколыхалась.
***
Начало ноября. Выпал первый снежок. С удивлением наблюдаю, как моя соседка по даче профессор С. задумчиво ходит по огороду с лопатой в руке. Увидев меня, молвит:
– Где-то здесь должна быть картошка. Не пора ли ее выкопать?
***
Помидоры в огородах послевоенной деревни не краснели. Не было никаких теплиц, да и о сортах никто ничего не слышал. Были просто помидоры. А дозаривались они в валенках на печке. Прибежишь, бывало, из школы, и – на печку, валенки трясти. А вдруг выкатится хоть один красный!
***
– Преподаватель прекрасно владеет материалом и умеет его интересно преподнести, – анализирует лекцию доцента С. профессор П., – и это порождает у него такую самоуверенность, что сегодняшнюю лекцию можно признать только неудовлетворительной и совершенно бесполезной.