|
Мне трудно представить, что кто-то в России
может не знать, что такое «хутор Загорье». Хотя
умом понимаю, что должно быть немало таких людей
и даже тех, кто о самом Твардовском понятия не
имеет. Возможно даже, что таких людей становится
больше. На свете много невероятных вещей. Мне,
например, в последнее время все труднее было
признаваться и пытаться объяснить, почему сам я
в Загорье не бывал ни разу, даже на традиционном
праздновании дня рождения поэта 21 июня. Хоть
журналист, и всю жизнь прожил на Смоленщине, и
пишу «без конца» об Александре Трифоновиче, в
том числе об этом его «неповторимом мирке»,
который притягивает и затягивает чем дальше, тем
больше.
Но, каюсь, не испытывал потребности ступить на
«святую землю». Родина А.Т. существует для меня,
как бы вне земного притяжения. Когда в «Родине и
чужбине» я прочел в молодые годы об отчаянии,
которое пережил поэт на родных пепелищах, и
более позднем его понимании невозможности
полного стирания и уничтожения «неповторимого и
сошедшего с лица земли мирка, который был и есть
для меня и теперь, когда ничего от него не
осталось», - я сердцем принял его следующую
фразу: «Пожалуй, только теперь я и в силах
воспроизвести его правдиво и ясно».
Я полюбил это воспроизведенное Загорье, как и
Михайловское, в котором тоже не довелось
побывать. А «всамделишный» хутор… Этого
«глухого, чудного, нарочного хутора-хуторка» уже
до войны не было. И какой занозой это сидело в
сердце А.Т., передать нельзя. Иначе как чудо не
могу расценить встречу Александра Трифоновича на
отдыхе в Ялте(!) с Виктором Васильевичем
Петровым, председателем колхоза «Новая жизнь»
(«Сельцо – Загорье – Столпово – Огарково –
Одоево (?), Кошелево, Птахино – что еще?» -
помечает А.Т. в скобках). Так и остается надолго
это впечатление в его сердце, в рабочих
тетрадях. По свежим следам он записывает:
«1.II.1958 г. <…> Выпили коньяку, говорили о
загорьевском колхозе, и было очень грустно. Так
свалилось это Загорье мне на душу, когда я
занимаюсь писаниями моей юности – поры
восторженной и безграничной веры в колхозы,
желания видеть в едва заметном или выбранном из
всей сложности жизни то, что свидетельствовало
бы о близкой, незамедлительной победе этого
дела. <…> Выполню и давнее намерение (все не
просто как-то) сделать нечто заметное в
материальном отношении для этого клочка земли,
где меня знают по прежней памяти едва три
человека и где ни куста, ни угла, ни пня от
того, что было при мне, - только та сажалка
«Сатурн».
Можно все понимать – что к чему и чем
оправдывается в конечном счете, но когда твоя
бедная живая память наполнена картинами
обезлюдения, одичалости и уныния в том краю, с
которым связано, может быть, все самое лучшее,
золотое и чистое в сердце, - это ужасно, - чтобы
только не искать других слов».
Этой «живой памяти» подсознательно, видимо, и я
сторонился. Этим можно объяснить удивившее
самого спокойствие, с которым воспринял
сообщение известного починковского журналиста
Василия Савченкова, что в пору варварских
весенних палов отстроенный в 1987-1988 годах
хутор Загорье на днях едва не сгорел. Это было
25 апреля на заседании общественного совета по
подготовке Твардовских чтений (как обычно, в
областной библиотеке, но впервые после
присвоения ей имени А.Т.Твардовского – вот уж,
действительно, как дома). И, кажется, лишь
М.Рабинович возмутился, что музейный объект не
был опахан (в полном соответствии с невеселым
афоризмом: «что имеем, не храним»). Вообще, с
нарастающим беспокойством отмечаю, что мы (не
только администрация, на которую привычно все
шишки сбрасывать, но и «общественность») и в
подготовке к 100-летию Твардовского попадаем под
губительное действие пресловутой русской
фатальности, формула которой «авось + небось».
Два месяца назад была у членов общественного
совета некая эйфория, что, наконец, полностью
собраны материалы сборника первых Твардовских
чтений. Большую статью «О литературном наследии
А. Т. Твардовского (Некоторые итоги и возможные
перспективы)» переслала оргкомитету В.А.
Твардовская. Дело, конечно, не в объеме, а в том
программном характере, в практической
необходимости этой серьезной работы для всех,
кто интересуется творчеством Твардовского,
занимается по зову собственного своего сердца
посильными розысками и исследованиями. Здесь
обозначены границы неведомого, слабо изученного,
намечены пути и направления поисков, названы
некоторые необходимые для этого материалы и дана
их квалифицированная оценка…
Словом, очень нужная именно сегодня и, думаю, в
первую очередь на Смоленщине работа, выполненная
специально для нашего первого сборника. Эта
публикация всерьез помогла бы многим уже при
подготовке ко вторым чтениям, которые не за
горами (18-21 декабря). В телефонном разговоре
Валентина Александровна назвала эту статью своим
завещанием, и на мои дежурные «ну что вы, что
вы!» спокойно сообщила, что все мы под богом
ходим, а годы не молодые, она уже прабабушка, а
Александр Трифонович, получается, - прапрадед.
Сердечную вступительную статью прислал и ведущий
первых чтений, известный исследователь поэзии
Твардовского Андрей Михайлович Турков – человек,
удививший меня в свой прошлогодний приезд
несуетной обдуманностью и сдержанностью оценок.
Это было непривычно после многих услышанных на
журналистском веку щедрых комплиментов видных
«гостей города» в адрес радушных хозяев.
Высказывался он тактично, но по тому самому
принципу: хлеб-соль ешь… Более достойного члена
жюри по присуждению премии А.Т.Твардовского, чем
один из авторов легендарного «Нового мира»,
трудно представить. И ничего, кроме мысли о
восторжествовавшей справедливости, не вызвало
выдвижение Андрея Михайловича, а затем и
присуждение ему этой премии. Я бы сказал, по
совокупности заслуг перед русской литературой и
вкладу именно в твардовсковедение (может, даже
важнее сегодня – в «твардовсковидение»).
Вообще, лауреаты этого года выглядят достойно.
Пожалуй, одно возражение может быть, что их трое
– многовато. Мне показалось заслуживающим
внимания разъяснение зам. начальника областного
департамента культуры Н.В.Деверилиной на нашем
апрельском совете: предусмотренные положением
три премии по десять тысяч рублей решением жюри
могут быть заменены одной в тридцать тысяч. И
когда 21 июня в Загорье (я, наконец, там
побывал), где традиционно вручаются премии,
приехал лишь А.М.Турков, невольно подумал опять,
что не нужно нам гоняться за числом. Между
прочим, Андрей Михайлович – самый старший из
лауреатов (1924 г.р.), и несложно понять, чего
стоила ему эта поездка. Хотя, признаться, я не
удивился: просто подтвердилось впечатление, что
он из тех людей, которые не подводят соратников.
Во всяком случае, мне показалось, что можно так
сказать – «соратников».
Мы как о чем-то само собой разумеющемся говорили
о встрече на предстоящих II Твардовских чтениях
в Смоленске, о предполагающемся расширении
программы, географии и состава участников.
Вернее, это я в течение праздничного дня
урывками и сбивчиво пытался рассказать, о чем
шла речь на последнем общественном совете, и
жалел, что приболел и не смог, как обычно,
поехать в Загорье наш председатель Виктор
Васильевич Ильин или «генератор идей» Валерий
Иванович Атрощенков. Потому что была-таки
изрядная ложка дегтя в более-менее сладкой бочке
наших планов: во-первых, без вести застрял на
уровне согласований и ознакомлений ответственных
лиц упоминавшийся сборник материалов первых
чтений, под который было обещано финансирование.
А во-вторых, также в подвешенном состоянии
находится вопрос о создании в Смоленске
литературного музея – своеобразного филиала
Пушкинского дома. Предложенный общественным
советом на последнем Народном Соборе вариант с
выделением под музей освободившегося здания
детской больницы у Никольских ворот какой-либо
административной оценки не получил. И мы
опять-таки чего-то ждем. Та самая «фатальность»,
в которой увязает все – в итоге, всегда
опаздываем.
Время так ощутимо уходит; до 100-летия
А.Т.Твардовского всего четыре года осталось, а
наработок – чуть. В том же 2010 году исполняется
150 лет Чехову, и уже имеется соответствующий
президентский указ о подготовке к этой дате. Но
сами собой подобные указы не появляются.
Необходимо, видимо, и смолянам обратиться к
президенту со своими инициативами, что
называется, от первого лица, а не уповать лишь
на министерство культуры (план мероприятий к
100-летию у области имеется, но не все в нем
решается на областном уровне – это событие, как
минимум, всероссийского масштаба)…
Впрочем, пора переходить к загорьевским
впечатлениям и к празднованию дня рождения
поэта. Сразу скажу, впечатления эти
неоднозначные и даже противоречивые. Прежде
всего, бросилась в глаза предчувствовавшаяся
пустота и безлюдье в окрестностях хутора. Следов
жизнедеятельности, какого-либо крестьянского
труда так и не довелось увидеть. Лишь порушенные
временем и мародерами остовы хозяйственных
построек бывшего коллективного сектора
болезненно раздражали зрение среди буйства
дозревающих трав и цветов, вездесущего
запашистого люпина и кудрявых древесных кущ по
дороге на сельское кладбище, куда гостей из
Смоленска повезли первым делом – поклониться
праху Ивана Трифоновича Твардовского.
Казалось бы, вот где раздолье – предаться
невеселым раздумьям о тщете человеческих трудов
и страстей. Ан нет. Бесконечно чистое небо,
пронизанный ослепительным солнцем и восторженным
птичьим гомоном воздух, яркие свежие краски
набирающего силу дня, не ведающие о грязи и пыли
города, не слинявшие от зноя… Чудесно. Жизнь
торжествует и бьет через край куда ни глянь.
И потом уже, в выступлении на хуторе, у
огромного памятного камня, где проходила
торжественная часть, начальник областного
департамента культуры О.Н. Чернова обратила
внимание собравшихся, что такая редкостная
чудная погода всегда здесь, на родине поэта, в
день его рождения. А затем член союза писателей
России Алексей Мишин поэтически развил тему:
«Это не зря. Душа поэта жива!».
Но, винюсь перед читателями, часть митинга я
пропустил. Первым делом, обойдя женщин в венках
и национальных нарядах, встречавших делегацию из
Смоленска хлебом-солью и песнями, я устремился
осматривать имение Твардовских. Хутор радовал
глаз зеленью дерев, аккуратно выкошенной травы,
чистотой и опрятностью. Внешний осмотр
нескольких однотипных построек много времени не
занял. Возле одной из них приезжие фотолюбители
установили стенды с видами природы и памятников
Смоленщины. Неподалеку вдоль стены сидели люди с
народными инструментами в соответствующей одежде
(думаю, таких красивых крестьянских нарядов и
сам поэт тут не видывал).
Жилой дом (изба) внутри оказался весьма невелик,
и я некоторое время пытался прикинуть, как здесь
могла размещаться такая большая семья. Не
получилось. Хотя «лишними» вещами жилище не
обременено. Нет всеразличной неизбежной
хозяйственной утвари и «рухляди» (ни посуды, ни
одежды, ни ухватов и прочего печного хозяйства,
да и саму печь едва ли когда топили). Сиротливо
выступает сработанный Иваном Трифоновичем шкаф.
Зато столом, вроде, пользовались. Это как-то
греет, а то слишком стерильно. Так дети играют
«в дом»: понаставят всего, а жить нельзя.
Попытался «приложить к месту» любимые строчки из
«Родного», написанные ровно 80 лет назад:
…Я вижу — в сумерках осенних
Приютом манят огоньки.
Иду в затихнувшие сени,
Где пахнет залежью пеньки.
На стенке с радостью заметить
Люблю приклеенный портрет.
И кажется, что тихо светит
В избе какой-то новый свет.
Не звучат слова, не приживаются. Может, время
года и суток не то? Да нет, осенью еще больше
здесь нежилым потянет. И запахи… Что уж там
пенька в сенях – в хлеву, в кузне, на сеновале
ничем не пахнет. И на стенке мы «с радостью»
ничего не заметим. И думаю, дело здесь не в
политике (портрет-то был, между прочим, Ленина.
Хотя, с другой стороны, икона в красном углу
имеется). Здесь нигде и ни в чем последовательно
нет Твардовского. Нет его вещей, книг, портретов
(только один большой поставили по случаю митинга
у памятного знака). Нет его стихов…
И если по поводу варения «картошек» в чугунах,
разведения навоза в хлеву и копоти в кузне легко
возразить: тут вам не что-нибудь, а музей –
руками не трогать (при мне одному любопытному
напомнили), то по всему остальному… Странный
музей. Подумалось: а зашел бы я сюда случайно,
не зная, - догадался бы, что это все имеет
какое-то отношение именно к Твардовскому? Ни за
что. Никаких зацепок.
Озадаченный этой беглой экскурсией, я направился
к памятному знаку, где своим ходом шел митинг.
Не слишком многочисленные зрители вполне
уместились в тени деревьев и ближайшей стены, а
вот тем, кто стоял на солнцепеке у камня, было
тяжелее. Выступал А.М.Турков, и я включил
диктофон где-то на полуслове: «… “Здравствуй
Ельня, здравствуй Глинка, здравствуй речка
Лучеса!” (Уже привык, что Андрей Михайлович
выступает «без бумажки» и стихи А.Т. читает
наизусть – П.П.)… Какая в этом любовь и память,
и стремление запечатлеть это для нас, потомков.
Думаю, с этим человеком связано не только много
для нас не просто в истории нашей литературы, а
в истории нашей общественной мысли и просто в
нашей истории. Потому что представить Россию без
«Василия Теркина», без «Дома у дороги», без его
последующих поэм просто невозможно.
Этот человек ушел с сознанием исполненного
долга. Когда-то писал: «И таю еще признанье://
Мне нужно, дорого до слез// В итоге твердое
сознанье, // Что честно я тянул свой воз». Уж
если кто и тянул свой воз, так это Александр
Трифонович. Как поэт и как редактор лучшего
советского журнала «Новый мир», который сыграл
огромную роль в развитии нашей литературы, где
он благословил массу поэтов и писателей, вывел
их в люди, помог в эти трудные времена. Я думаю,
память об этом человеке будет жить очень и очень
долго».
Пожалел, что пропустил начало. И вообще тот
момент, когда заместитель губернатора Ю.К.Сынкин
вручал премию новому лауреату. Момент, что ни
говори, исторический. И речи лауреатов (а их уже
39) надо бы для истории публиковать полностью,
как «нобелевские лекции». Ну, хотя бы тех, кто
выступал здесь, у памятного знака.
Впрочем, не лишним будет учитывать и
телефонограммы, а также письма лауреатов. Над
формой можно подумать, а пока предлагаю их как
фрагмент выступления О.Н. Черновой (расшифровка
диктофонной записи): «… Премия в этом году
присуждена таким людям, которые, действительно,
знаковые сегодня в нашей литературе. Когда мы
позвонили Константину Яковлевичу Ваншенкину, он
был очень тронут и сказал, что передайте,
пожалуйста, низкий поклон всем землякам,
администрации Смоленской области, муниципальному
образованию Починковский район, членам комиссии
за то, что премия будет ему вручена.
Еще один поэт, Нефедов Евгений, прислал из
Москвы письмо, которое я хотела бы коротко
зачитать. Эмоции человека, который воспринял
присуждение премии всем своим сердцем:
« <…> Сердечно благодарю за оказанную мне
высокую честь – присуждение литературной премии
имени вашего выдающегося земляка, вдохновенного
певца славной Смоленщины и всего нашего великого
Отечества, его непростой и героической истории.
Александр Твардовский – один из моих любимейших
поэтов, чьи произведения, творческая школа и
галерея ярких героев во многом определили в свой
час мое поэтическое становление, литературную и
гражданскую позицию. А с его легендарным
персонажем Василием Теркиным я с давних пор
ощущаю родство по духу и темпераменту, по
причастности к особому твардовско-теркинскому
восприятию родной земли, ее судьбы.
Дорогие друзья, а отныне в немалой мере и
земляки! К досадному огорчению время проведения
праздника совпало с моим нахождением на давно
запланированном серьезном лечении. Выражаю по
этому поводу свое искреннее сожаление. Еще раз
благодарю за вашу высокую, дорогую для меня
оценку моей работы и желаю всем землякам,
читателям и почитателям таланта Александра
Трифоновича Твардовского здоровья, радостей и
добра! Примите заверения в моем глубочайшем к
вам уважении. Искренне ваш Евгений Нефедов».
(Если имя Константина Ваншенкина (1925 г.р.)
хорошо знакомо старшему и среднему поколеньям
россиян, во всяком случае по замечательным
песням «Я люблю тебя, жизнь», «Мы вас подождем»,
«За окошком свету мало», «Алеша» и др., то о
Евгении Андреевиче Нефедове (1946 г.р.) стоит
сказать подробнее. Окончил МГУ, журналист, был
редактором областной комсомольской газеты на
Донбассе, работал в «Комсомолке», в т.ч. пять
лет собкором в Чехословакии. С 1990 года один из
создателей и руководителей газеты «День
литературы». Автор 20 книг поэзии, публицистики,
переводов. Секретарь Союза писателей России.)
В целом, митинг (плохо переношу такие
мероприятия и наименования, но так в программке)
мне неожиданно даже понравился. Всего было в
меру: и «от администрации», и «от творческой
интеллигенции», и «от семьи» (с биографией
Твардовского присутствующих познакомила его
племянница Н.И.Твардовская), и «от
общественности».
И эта общественная составляющая всерьез «задела
за живое». Уже упоминавшийся Василий Дмитриевич
Савченков, которого представили как краеведа,
исследователя, журналиста, писателя и лауреата
премии им.Твардовского (это все так, и если я
пишу лишь «известный журналист», то просто
потому, что для меня это определение все в себя
вбирает), говорил, как будто мои недавние мысли
читал: «...Сами видите, Александра Трифоновича
присутствует здесь мало. Нет его материалов,
материалов о нем, вещей… Если имя присвоено
музею – в таком ключе надо и работать.
Получается, что приезжают литераторы из Москвы и
называют его «музеем раскрестьяненной избы» и
т.д. То есть присутствие Александра Трифоновича
здесь должно быть. Вот здесь областной
департамент культуры, Юрий Константинович – надо
что-то делать, надо вселить Твардовского в
хутор-музей».
Последовавшая за митингом концертная программа
(перешли на уютную открытую эстраду с другой
стороны дома) еще раз подтвердила: да, надо
«вселить». Организаторы пригласили два известных
в области коллектива, «почти профессиональных и
даже лучше»: «Мужики» РКМЦ Ершичского района и
фольклорный коллектив «Молодушка» Починковского
района (они и встречали смолян хлебом-солью).
Надо знать, что за «глубинка» Ершичи, чтобы
оценить по достоинству сам факт появления и
серьезного творческого роста коллектива,
замечательные вокальные данные этих «мужиков».
Они, может, действительно песни своего
репертуара исполняют не хуже Серова или «Сябров».
Как и «Молодушка», думаю, вряд ли уступает тем
фольклорным ансамблям, которые по телевизору
показывают (и на которые, естественно, идет
равнение). Но почему их концертные номера
звучали именно «здесь и сейчас»?
Артисты из Ершич, правда, предприняли попытку
как-то привязать свою программу к отмечавшейся
дате. Дескать, тема любви была близка
Твардовскому – вот и мы о любви споем. Такое
заявление можно было сразу расценить как
«слишком смелое». Но когда за этим последовало
«Лепестками белых роз твое ложе застелю» и т.п.,
очевидно стало, что творческие пристрастия
Александра Трифоновича исполнители представляют,
мягко говоря, превратно. Кроме негодования,
подобные слащаво-пошловатые творения у
Твардовского, с его культом
женщины-хранительницы очага, жены и матери –
ничего вызвать не могли. Возможно, какой-то
отклик в его душе нашла бы песня в исполнении
юного солиста «Мужиков» про русского парня,
который в огне не горит и в воде не тонет…
Несколько чужеродными здесь казались даже иные
песни в исполнении фольклорного коллектива
«Молодушка», особенно с записанным музыкальным
сопровождением, усиленным могучими колонками.
Перемежая музыкальные номера, читали свои стихи
смоленские поэты, лауреаты премий Исаковского и
Твардовского...
К автобусу мы возвращались с А.М. Турковым,
немного не дождавшись конца программы:
московский гость сидел в непосредственной
близости от усилителя, а это серьезное испытание
для непривычного слуха. Естественно,
обменивались впечатлениями. Андрей Михайлович
высказался в своей манере: «В общем, было
неплохо, только непонятно, какое отношение это
имело к Твардовскому».- «Песен на стихи А.Т.
вообще мало», - вяло возразил я и тут же
подумал, что на празднике можно было прийти к
выводу, что их совсем нет. И, в конце концов, у
Твардовского есть стихи и проза, которые бы
замечательно здесь звучали. - «У вас есть
Исаковский, если уж говорить о песнях. Его
присутствие здесь напрашивается. Тем более 21
июня – такая перекличка с войной. А это и песни,
и стихи, и поэмы, без которых нет России.
Возможно, это до многих бы дошло в такой день»…
Что ж, крыть нечем: странный концерт в честь
Твардовского, в хуторе-музее Твардовского… без
Твардовского. «Мало людей, молодежи», – как бы
продолжая мои мысли, заметил собеседник. К тому
ж, подумалось невесело, пришли гости, а хозяина
нет, подождали – да с тем и уехали. Приедут ли в
другой раз? А сказалось другое: «Дело не в
количестве. Поэзия Твардовского не из тех, что
собирает толпы фанатов на стадионах. Разговор по
душам – это не с трибуны, не с эстрады.
Подогреть эмоции, потрафить вкусам и «сорвать
аплодисмент» - здесь много примеров, для меня
малосимпатичных». – «Это, пожалуй, так…» -
ожидавшееся мною «но» Андрей Михайлович удержал
– и без того понятно, что это уже разговор не по
существу.
А по существу… Все мои возражения против
очевидного – не что иное, как попытки заглушить
чувство вины. Не мне метать громы и молнии в
адрес организаторов праздника – впору
поклониться тем, кого мы пренебрежительно
именуем чиновниками от культуры. Они из года в
год поддерживают, не дают окончательно
заглохнуть этому очагу, этому празднику. Просто
не под силу им в одиночку и многие
хозяйственные, финансовые, организационные
вопросы решать (это как раз было сделано в
установленном масштабе), и о душе подумать – о
том содержании, к которому бы тянулись не только
со всей области, но и со всей России. Ведь в
пору открытия хутора отбоя не было от
«москвичей». Старожилы вспоминают годы, когда
приезжали делегации сопредельных областей,
белорусы (очень часто). Они и сейчас не
откажутся от приглашения. Предложение почтить
память Твардовского – как раз из разряда тех, от
которых нельзя отказаться гражданину и другу
России.
Но, повторяю, надо иметь программу, содержание,
на которое не стыдно пригласить кого угодно.
Таким содержанием может стать лишь сам
Твардовский во всех своих проявлениях – будь то
дневниковые записи, очерки, неизвестные никому
смоленские поэмы и пьесы, написанные в юности в
соавторстве, замечательные письма, рассказы,
повести и музыкальные произведения на его стихи.
Не говорю уже о собственно стихах и поэмах
Твардовского, покрытых неувядаемой славой.
Замечательная особенность поэм Твардовского, что
они на редкость сценичны. В них много диалога,
замечательно живой язык, естественность
поразительная – будто кусок жизни взят и
перенесен на бумагу… И живет, стоит перед
глазами. Режиссеру толковому – находка. Не зря
такими событиями становились в свое время
постановки в столичных театрах «Василия
Теркина», «Теркина на том свете». О постановках
Плучека и Фоменко до сего дня сохранились
легенды, они вошли в золотой фонд отечественного
театра. А как просится на сцену, и я бы сказал,
именно на смоленскую сцену, «Страна Муравия»…
На недавние похороны И.Е.Клименко собрался «весь
город». То есть не каждый смолянин, естественно,
здесь присутствовал физически, но было такое
впечатление, что состоялись некие
несанкционированные собрания всех сословий и
гильдий – и они делегировали своих лучших
представителей отдать последний долг человеку,
который так много сделал для Смоленщины и так
мало для себя и «семьи». Вот в чем высшее
предназначение таких людей: они объединяют,
сводят нас друг с другом. Встретил здесь,
например, и одного из наиболее любимых актеров
нашего драмтеатра. Поговорили. Спросил о
наболевшем: «Почему не ставите Твардовского?
Хотя бы к 100-летию». – «Это не ко мне. Есть
департамент культуры и т.п. Скажут – поставим».
Господи, думаю, все мы так. Вот и я готов винить
«департамент и т.п.», что не привлекли нас
(общественный совет по подготовке Твардовских
чтений!), не озадачили и проч. А кто привлекал
того же Савченкова (кстати, члена совета)? Вот
взялся, и каждый год (в одиночку!) выпускает к
21 июня номер своей «частной независимой газеты
«Починок», от первой до последней строчки
посвященный Александру Трифоновичу. И на этот
раз, врученная каждому, эта газета осталась,
пожалуй, самым ярким впечатлением и памятью о
празднике в Загорье. Много нового и интересного
обнаружил здесь для себя, к чему не избежать
возвращаться в дальнейшем. Да и уже использовал
кое-что, например, представляя лауреатов премии
нынешнего года. Это лауреат Савченков мне
напомнил, что их уже 39, и треть – смоляне. Но в
концертной программе принимал участие лишь один
– Тамара Лосева, а все остальные поэты были
лауреатами премии Исаковского. Что, и лауреатов
обязывать? Да их долг – быть здесь в первых
рядах, так или иначе изо дня в день делая больше
иных прочих для того, чтобы праздник этот все
больше места занимал в сердцах россиян (не
смолян только!).
В какой-то момент праздника в Загорье мне
представилось, что это мы отмечаем 100-летие. И
я запаниковал. Что делать, как поправить,
остановить эту постыдную инерцию «внешнего
праздника»? Необычно остро ощутил свою
беспомощность. И одиночество, и бессмысленность
всех моих писаний. И вот, если бы я был верующим
человеком, заявил бы открытым текстом: «В этот
момент мне был дан Знак». Ко мне медленно
приближалась до боли знакомая фигура – точно,
хранитель частного музея Есенина Павел
Никифорович Пропалов со своим немудрящим
фотоаппаратом. И он меня не видел, да на это я,
зная его беду, и не рассчитывал. А вот удивился:
до Вязьмы-то «на перекладных» надо добираться.
- Раньше я эти праздники не пропускал, - пояснил
мне Павел Никифорович. – А вот последние два
года не мог из-за глаз приехать. Но, чувствую,
надо. И самому не добраться. Пошел в отдел
культуры, говорю, так и так – надо, мол, и
вязьмичам поклониться Александру Трифоновичу –
он нам не чужой, как написал о нас. Без лишних
разговоров снарядили маленький автобус – и
приехал я сюда с целой делегацией. И не с
пустыми руками. Вот привез редкое издание
«Страны Муравии» 1939 года. Смотрите, как
солидно издана, с иллюстрациями. А примечательна
эта книжка тем, что точно такую передал со своей
подписью Александр любимому брату Константину. И
еще у нас только что редкую дореволюционную
книжку по истории Вязьмы переиздали. Учитель
гимназии Виноградов – замечательный историк,
краевед, подвижник. Тоже подарю местному музею…
Думаю, какой же молодец Павел Никифорович –
годы, болезнь, а вот не сдается – несет свой
крест, исполняет урок. И вязьмичи молодцы! И тут
же мысль: а другие районы что ж? Спихнули все на
невеликий Починок. А ведь можно – и это как раз
то, что нужно здесь – дать районам вот сейчас
Твардовскую тему, и пусть готовятся к 21 июня.
Не в одном Починке и Вязьме – энтузиасты и
самодеятельность какая-никакая. Школьники,
студенты есть. Интеллигенция. Вот им не нагрузка
даже, а замечательный повод проявить себя.
Фестиваль там или смотр народного (и не надо
даже профессионалов) творчества. Рисунки (пусть
не Верейский, но какой благодатный материал
Твардовский!), поделки (не один хутор можно
«заселить»). Тут тебе литмонтаж наш любимый,
конкурсы чтецов (сколько превосходных
незачитанных стихов у А.Т.), школьных сочинений
(в том числе и стихов – почему нет?). Кстати,
такая (собственная) работа – лучшая форма
приобщения и постижения творчества. Каждому
району, думаю, по силам сделать не халтурную
тематическую программу на 30-40 минут. А если
еще элемент соревновательности добавится именно
в части оригинальности и творческого подхода…
Живое, интересное зрелище будет.
У нас до юбилея почти четыре года. Другими
словами, три этапа смотра (по семь районов) с
охватом всего творчества: довоенное (в первую
очередь «незачитанные» Загорье и Смоленск),
военное, после войны (здесь огромное непаханое
поле – недавно опубликованные рабочие тетради).
А в Смоленске не только чтение стихов у
памятника, но праздник улицы, где этапы – по
городским районам. И общий финал (все лучшее) –
на 100-летие, в Загорье и Смоленске (конечно, в
один день не уложиться, и не надо – неделя,
декадник Александра Твардовского).
И подключить ко всему этому делу комитет самого
широкого творческого, научного, методического
состава. Думаю, другого достойного пути сейчас
просто нет.
  |
|
