Виталий Иванович Бухтеев – легендарный архитектор, талантливый художник и краевед – делится с читателями журнала «Смоленск» воспоминаниями о своей богатой событиями жизни.

Лет пяти я начал рисовать,
ещё не умея ни писать, ни
читать. А началось всё с разглядывания картинок в книгах, которых у нас в доме было полным-полно. Потом увлёкся переводными картинками. Я осторожно снимал размоченную бумажку и под нею, радуя глаз, сверкала всеми красками картинка – то зверь, то цветок, то ягода или яблоко. Видя мой интерес к рисованию, родители купили мне акварельные краски – цветные пуговки-кружочки на картонке, а ещё кисточки и книжку-раскраску. Начал я помаленьку и грамотой овладевать.
Однажды нарисовал карандашом зайца, а внизу печатными буквами подписал: «Заиц». Посмотрев, мама сказала:
– Рисунок хороший, а в подписи ошибка.
Я взял резинку, стёр одну букву и надписал другую. Получилось «Заец».
Уверенный в том, что теперь всё правильно, снова показал рисунок матери. Она покачала головой:
– Ошибка в подписи.
Я был в полной растерянности и недоумевающе хлопал глазами. Тогда мама сжалилась надо мной и своей рукой исправила ошибку: «Заяц».
Всё время рисовать мне надоедало, и я нашёл новое занятие: стал вырезать из сосновой коры кораблики и пускал их в плаванье по весенним ручейкам. От коры перешёл к фанере и реечкам – начал мастерить покрупнее судёнышки. А там стал клеить воздушных змеев. Но особенно увлёкся планерами, а затем и авиамоделями. Дошло дело до того, что в «Рабочем пути» поместили фотоснимок, а в тексте под ним рассказывалось о том, что ребята из дома № 7 по улице Загорной занимаются авиамоделизмом. Нас и засняли в тот момент, когда мы свои модели запускали.
Шло время. При всех иных увлечениях рисование я не забывал. Стал уже работать не только карандашом, акварелью, но и масляными красками. Я перерисовывал картинки из книг, с открыток, с газет, рисовал с натуры.
В 1935 году в смоленском Доме пионеров открылась изостудия. Приглашали ребят, которые увлекаются рисованием.
Собрав все свои работы, я пошёл в Дом пионеров. Открыв красивую и тяжёлую дверь, очутился в небольшой комнате, где меня приветливо встретил высокий, стройный человек с небольшими усиками. Я раскрыл папку и выложил перед ним свои рисунки. Он стал внимательно их рассматривать и раскладывать на две стопки. В одну попали все срисованные мною картинки, а в другую – то, что я рисовал самостоятельно.
– Я тебя зачисляю в изостудию, – сказал он, – но забудь о копиях. Теперь рисовать будешь с натуры.
Я стал собирать рисунки в папку, а мой будущий руководитель (я узнал, что его зовут Фёдор Фёдорович Лобренц) занялся рисунками другого мальчика – Лёвы Левского. Просмотрев его работы, Фёдор Фёдорович спросил:
– Чем ты ещё увлекаешься?
– Играю на ксилофоне.
– Пожалуй, тебе лучше заняться музыкой.
Лёва позднее стал хорошим музыкантом.
А я стал заниматься в изостудии. Первое моё задание было такое: нарисовать чучело вороны. Оказалось всё не так просто. Надо было выдержать цвет, не перечернить. Фёдор Фёдорович похвалил рисунок. Он уже не казался мне таким строгим, как при самой первой встрече. Мы, изостудийцы, познакомились с творчеством и самого Фёдора Фёдоровича. В витрине «Товарищество «Художник» была выставлена его картина «Овчарка», написанная маслом. Полотно отличалось такой лёгкостью, прозрачностью. От него трудно было оторвать взгляд.
В тот год, когда мы стали заниматься в студии, Фёдор Фёдорович сделал иллюстрации к повести белорусского писателя З. Бядули «Соловей». Под чёткими, выразительными рисунками стояли две буквы: Ф. Л. (Фёдор Лобренц). А ещё мы знали, что Фёдор Фёдорович написал серию белорусских пейзажей. Много он работал и для газет. Его рисунки часто появлялись на страницах «Юного пионера», «Большевистской молодёжи».
Природа наградила его не только художественным, но и педагогическим даром. Он был добр, мягок, деликатен. Фёдор Фёдорович носил галстук-бабочку, и мне всегда казалось, что именно так и должен выглядеть настоящий художник. В изостудии была такая приятная, творческая атмосфера, что я, сидя в школе, не мог дождаться окончания занятий. Даже воздух, напитанный запахом красок, остался в моей памяти, как божественный аромат. Запомнился мне и тот обычный будничный день, когда Фёдор Фёдорович попросил меня остаться после занятий и помочь ему в уборке. Мы с ним наводили порядок в шкафах, где хранились книги, реквизит для постановок и т. п. Впервые я держал в руках один из томов Гнедича «История искусств».
К столетию со дня смерти А. С. Пушкина Фёдор Фёдорович дал студийцам задание сделать рисунки к какому-нибудь произведению поэта. Я сделал иллюстрацию к повести «Капитанская дочка». На одном из занятий Фёдор Фёдорович сообщил мне:
– Твой рисунок появится в газете «Юный пионер».
Радости моей не было предела. И 7 февраля 1937 года на третьей странице этой газеты были помещены рисунки студийцев. В своей статье, сопровождавшей наши работы, Фёдор Фёдорович писал: «…Рисунки ребят, напечатанные на этой странице, лишний раз подтверждают, как хорошо воспринимаются и запечатлеваются в памяти картины и образцы пушкинских произведений… Интересно отметить, что все эти рисунки задуманы и выполнены ребятами вполне самостоятельно». Это был настоящий праздник для нас, девяти студийцев, чьи рисунки появились в газете.
В ту пору наши занятия проходили уже не в Доме пионеров, а в здании около музея «Русская старина» (тогда это здание называли домиком Сталина). Одна из комнат нашей студии выходила окнами в зал. Помню, в один из летних дней я стоял у окна. Шёл дождь. Я видел, как от влаги потемнел забор и стал тёмно-коричневым, а деревья – серебристо-зелёными. Изумрудная трава резко выделялась на фоне мокрой глины. Я не заметил, как ко мне подошёл Фёдор Федорович.
– Какое чудо! – тихо сказал он. – Может, попробуешь…
Я тут же написал масляными красками этюд. Фёдор Фёдорович похвалил меня:
– От этюда веет свежестью. Ты уловил состояние природы. Сохрани работу – это твоя удача.
Такой была последняя встреча с наставником, такими были последние слова, которые я от него услышал. В один из дней учитель не пришёл к своим ученикам. Прежде никогда подобного не было. Мы поняли, что случилось что-то страшное. Так оно и было. По ложному доносу Фёдора Фёдоровича арестовали и расстреляли в 1938 году. Ему было сорок пять лет.
Остались ученики, хранящие память о своём замечательном педагоге. В Москве – народный художник РСФСР Евгений Куманьков, художники Сергей Степанов, Николай Петроченков и другие. В Смоленске – известный мастер Владимир Ружо, заслуженный работник культуры Василий Алексеев. А ещё в 20-е годы у Фёдора Фёдоровича учились Б. Рыбченков и П. Шматиков.
К сожалению, творчество самого Ф. Лобренца мало кому известно. В смоленском музее-заповеднике сохранилось одно-единственное его произведение. Это прекрасная акварель – иллюстрация к повети З. Бядули «Соловей». Называется работа «Тройка». На ней – зимняя ночь со звёздами на небе, барский дом, к которому подкатывает тройка. И услышав её, кто-то выглядывает из парадных дверей. Одна картина, но по ней можно судить о настоящем таланте мастера. Мастера, о котором помнят лишь его ученики…

Виталий Бухтеев.