По мере отступления немцев в марте 1943 года, бой все стремительнее приближался к нашей деревне, и как только первый наш солдат вошел в деревню, шквал снарядов и мин обрушился на нас. Все вокруг сотрясалось от взрывов в течение суток, горели дома, люди искали убежища, обезумевшие животные искали спасения. Наконец, наши солдаты вывели нас из зоны боя в деревню Карпово, что примерно в пяти километрах от наших Левенок. Около двух суток мы скитались по чужим хаткам и не чаяли, как попасть домой. Наконец, поступила команда: «Домой»!
Нет большей радости, как идти домой. И стар, и млад спешили к своему жилью, хоть и не знали мы, что нас там ждет. Когда уходили из деревни, она горела, домашний скот метался среди пожарищ. Самыми преданными своему погибающему жилищу остались кошки, они отбегали в ближайшее укрытие и, как потом оказалось, оставались там до возвращения своих хозяев.
Возвращались в свою деревню мы почти бегом. Матери наши причитали: «Уцелели ли коровы - бедняжки, не доенные столько дней»?
Деревня имела страшный вид. Некоторые уже знали, что их дома сгорели, а другие надеялись на чудо. Печи от сгоревших домов стояли, как черные исполины, выстроившиеся в ряд.
Впереди мы увидели солдат, которые на самодельных носилках несли убитого солдата. Когда дошли до середины деревни, увидели готовую могилу. Солдаты с носилками остановились и начали опускать тело в могилу, прозвучали выстрелы, застучали лопаты. У солдат были суровые лица, женщины стояли и тихо плакали, у каждой ведь на войне кто-нибудь был, а весточек не было уже два года.
Казалось, беспросветное горе обрушилось на людей. Из шестнадцати остались только четыре не сгоревших дома, в том числе и наш крошечный домик. По оставшимся домам люди начали расселяться. Семьи были маленькие: по два - три человека, редко какая семья состояла из четырех человек, остальные были на войне, и судьба их была не известна.
Наши матери бросились на поиски своих домашних животных. Собак и кошек никто не искал. Собак немцы давно всех перестреляли, а кошки начали сбегаться сами к своим домам и хозяевам. Нашу корову мать нашла только на второй день в стареньком полуразрушившемся сарайчике. В отдельных местах шерсть у нее обгорела, вид у нее был полуодичавшего животного. Мы же, мальчишки, были заняты изучением последствий боя. Первое, что мы обнаружили, - могилу нашего солдата, на тумбочке со звездочкой была написана фамилия Захаров, имя я уже сейчас не помню. Могила в центре деревни постоянно держала всех в напряжении. Каждый чувствовал, что этот солдат погиб за нас, чтобы мы остались жить, а также все думали о своих близких, которые тоже где-то воюют.
В центре деревни около набата был сложен большой штабель ящиков с противотанковыми минами - немцы перед отступлением завезли их. Они были упакованы в окованные ящички по три мины в каждом. Несколько дней мы ходили около них и думали, что было бы, если бы немцы успели расставить их по деревне, сколько было бы жертв. Армии было не до мин, а мы долгое время боялись и не пытались их разбирать. У подростков было много других военных забот. Во многих местах валялись не полностью взорвавшиеся мины от шестиствольного немецкого миномета. Сначала особенно не задумывались, а припрятывали, как говорят, «на потом», вдруг пригодятся.
Март месяц близился к концу. Снег превратился в кашу. Обувки наши не выдерживали ежедневных и долгих походов. Кто-то из нас обратил внимание на то, что снег сошел со льда на реке Жижала, а лед еще крепкий и по нему можно обследовать более дальние окрестности, где немцы держали оборону.
Мои дружки: Петька Захаров, Сашка Никифоров и я решили, двигаясь по льду реки, подобраться к лесному массиву «Гущино», где особенно крепко отсиживались немцы, используя холмистую местность, проходящую вдоль берега реки Жижала и заросшую, в основном, хвойным лесом. При подходе к лесу нужно было преодолеть еще один поворот реки. Здесь мы уже притихли, перестали баловаться и болтать о разном. Лед по центру реки за счет подъема воды имел уже большую трещину, и вдруг мы увидели вдалеке торчащий непонятный предмет посередине реки. Напряжение наше начало возрастать. Идем осторожно, молчим, глаз не сводим со странного предмета. Еще несколько шагов, и мы узнаем, что это ствол сорокапятимиллиметровой пушки. Подойдя ближе, мы увидели в полынье на дне реки взорванный лафет пушки, а под ним остатки обыкновенных саней, части лошадиных туш. По льду и берегам были разбросаны не взорвавшиеся снаряды. Мы сразу поняли, что кто-то взорвал все это. Поскольку снег успел растаять, то следов не было видно, и мы не могли понять, что же произошло здесь. За следующим поворотом реки мы увидели развязку трагедии. Мы увидели трех погибших наших солдат. Видно было, что они пошли в атаку, двое из них успели добежать до берегового обрыва, а третий солдат немного не добежал до укрытия и был сражен пулей в грудь. Первые же два солдата успели занять оборону у берега реки, но оба были сражены, видимо, снайперскими пулями в голову. Солдаты, все трое, как на подбор высокие, крепкие, молодые мужчины. Мы побоялись проверять их документы и вообще очень близко подходить. Нас охватил страх и ужас, мы впервые увидели так близко смерть. Перед нами стоял лес плотной стеной, в котором, как нам казалось, еще могли быть немцы. На льду реки мы обнаружили две винтовки и автомат со сломанными прикладами, тут же валялись и затворы от этих винтовок. Собрав оружие, мы поспешили в деревню. Сначала мы шли молча, стараясь быстрее покинуть это страшное место. Потом, когда миновали бывшую линию обороны немцев, заговорили наперебой: «Как такое могло случиться, без всякой разведки артиллеристы въехали прямо в центр немецкой обороны, хотя могли из-за поворота реки стрелять по ним из орудия»? Снарядов, видимо, было много, часть невзорвавшихся снарядов со шрапнельными головками была взрывом разбросана по берегам. У нас не было ответов, нет их и сейчас, что заставило артиллеристов бросить пушку, установленную на санях, и идти вперед. Ясно нам было одно, что немцы взорвали сорокапятку. К тому времени наши войска ушли, видимо, далеко вперед, и их никто не искал.
Но был же командир, который послал их в это «пекло», а когда наши войска ушли вперед, мы считали, просто забыл о них. Забегая вперед, должен сказать, что до конца войны ни одно должностное лицо не поинтересовалось судьбой этих солдат.
Трое мальчишек почти бежали в деревню со страшной вестью. Нас занимал главный вопрос, как наши солдаты попали в смертельную ловушку?
В деревне начался очередной переполох, некоторые хотели немедленно бежать туда, думая, нет ли среди убитых кого-нибудь из своих. Но дело было к вечеру, поэтому похороны перенесли на завтра. В похоронах приняли участие почти все, с тревогой, жалостью и слезами.
Март 1943 года был страшный, люди были под смертельной опасностью во время боя, видели гибель людей, и почти все лишились крова, а некоторые и домашних животных. Но у русских людей неистребимый дух борьбы за жизнь. То здесь, то там застучали топоры, и начали расти небольшие домишки. Левенки, хоть и крошечная деревенька, жива и сейчас, несмотря на обрушившиеся на нее несчастья.
Случилось так, что у меня появилась необходимость через несколько десятков лет побывать в селе Кикино Темкинского района по вопросу пенсионного стажа военного периода. В беседе с секретарем Кикинской сельской администрации возник вопрос о перезахоронении погибших наших солдат при освобождении деревни Левенки в 1943 году. Секретарь администрации убедительно меня заверил, что сразу же после окончания войны все останки погибших были перенесены в братскую могилу села Кикино.