Первому памятнику Александру Твардовскому и его литературному герою Василию Теркину всего 15 лет. А как много уже потерь среди его создателей и радетелей. Прежде всего нет самого автора Альберта Георгиевича Сергеева, ушел из жизни и архитектор памятника Александр Константинович Анипко.
Есть невосполнимые потери и в общественном оргкомитете по сооружению памятника. Прежде всего, это Юрий Аверкиевич Жуков, Михаил Исаакович Ошеров, Алексей Викторович Мишин, Михаил Иванович Великанов…
А скольких уже нет в живых тех, кто прикоснулся к этому всенародному движению своим взносом, советом, критикой.

Все же начиналось в теперь уже далеком 1988 году, когда ныне почивший академик Дмитрий Сергеевич Лихачев – председатель Советского фонда культуры и директор Пушкинского Дома выдвинул идею о создании общенародного памятника советскому солдату-победителю в образе Василия Теркина. Эта мысль у Дмитрия Сергеевича зародилась, еще когда он возглавил Государственную комиссию по творческому наследию умершего А.Т. Твардовского. Приближалось 45-летие Великой Победы и 80-летие со дня рождения Александра Трифоновича, и Дмитрий Сергеевич нашел эту объединяющую патриотическую акцию: создать на народные деньги памятник советскому солдату-победителю в образе Василия Теркина, самому популярному на войне литературному герою. Эта идея стала событием особого нравственного духовного звучания. И работа закипела, пошел сбор трудовых рублей на памятник. Одновременно был объявлен открытый конкурс на идею памятника. Такого размаха участников никто не ожидал, хотя основной суммой взноса были 3 рубля (чета Горбачевых не чета им). Более 600 тысяч советских рублей, в том числе 182 тысячи смоленского происхождения стеклись на счет Советского фонда культуры. Без каких-то особых споров было определено место сооружения. Это - Смоленщина. Попытку увести памятник в другие более победоносные и благоустроенные места отвергли сразу и категорически. Хотя претендентов было запредельно, но академик Лихачев сказал четко и безаппеляционно: только на Смоленщине, только на малой родине автора, да и главных героев всех его поэм.
Но Смоленщина должна была решить, где конкретно установить памятник.
Нашими представителями в рабочих органах этого общесоюзного движения стали Александр Анипко, тогда главный архитектор области, Геннадий Намеровский – председатель Смоленского союза художников и я как начальник управления культуры. Александр Константинович внес предложение о месте сооружения памятника (где он, кстати, и стоит сегодня). Уверен, что он советовался с Альбертом Георгиевичем и Геннадием Васильевичем.
Я же, как тогда было модно, предложил сверхальтернативный вариант. А именно: поставить памятник на правом берегу Днепра. На Соловьевой переправе. Так как в то время о двухфигурной скульптуре речь не шла. Я рассуждал так: это географический центр Смоленщины, значит равноудален для всех смолян. Не грешно каждому придти и поклониться солдату-победителю и всем тем, кто форсировал реку и погиб в битве за Днепр. Переправа - одна из самых драматичных глав в книге про бойца. Да и Александр Трифонович не посчитал нужным показать народного любимца в городской обстановке. А я размечтался поставить памятник и на восточном берегу Днепра. Тут же на Старой Смоленской дороге, литературной героине другого великого смолянина М.В. Исаковского, любимой в народе Катюше, памятник девушке-песне.
К слову сказать, когда в конце концов победила идея памятника А.Г. Сергеева, эта мысль стала совсем неуместной, но это было потом. Но на перекрестье Святой Купели нашего Православия и Святого Пути России - Смоленской дороге, до сих пор вижу воина-победителя и его оберег на войне – женщину. Мать, жену, вдову, любимую… Это место, после Смоленска, едва ли не самое уникальное на Днепре и на дороге, на всем многовековом пространстве истории нашего Отечества.
Но пойдем дальше. Что после моей статьи началось. Я получил тумаков на всю оставшуюся жизнь. Главный приговор огласила незабвенная Нина Артемовна Семенова: что де Атрощенков, купленный кем-то, не хочет пускать воина-героя в город-герой, а хочет загнать в турлы… Был многолюдный митинг возле военторга. Демократия, свобода слова (кстати, и выражений) просто прекрасны и искренни. Меня чуть не стащили со ступенек лестницы, которая использовалась как трибуна, еще бы чуть-чуть, и поколотили. Не помогло даже то, что я орал «о бирже», где девчонок снимают, что это сквер Энгельгардта и древний оборонительный вал. Всё. Смоляне приняли решение.
Вскоре приспела и выставка сотен идей памятника. Она поистине имела Всесоюзную авторскую географию. Дети, солдаты, женщины, все, стар и млад, предлагали свое виденье образа народного любимца. Две недели в зал ЦНТИ шли и ехали смоляне. Все районы области формировали делегации, обсуждали и письменно закрепляли свое мнение в книге отзывов. Первое место, безоговорочно, земляки отдали проекту памятника А.Г. Сергеева, который шел под девизом «Земляки», то есть практически тот, который мы видим сегодня. Смоляне же видели Твардовского, беседующего то ли с Василием Теркиным, то ли с Михаилом Егоровым.
Но зрело и другое мнение, что конкурс не удался, что лучшие авторы страны проигнорировали участие в нем. Это мнение еще более укрепилось по переезду выставки в Манежный Двор города Москвы. Центральное жюри, сформированное из столичного бомонда, нам, троим смолянам и рта не дало раскрыть. Дмитрий Сергеевич бросает спасательную мысль о камеральном памятнике солдату и «Доме Теркина» как музее Твардовского и военной литературы, как месте общения поколения побудителей и их потомков. Благо, по тем ценам собранных денег хватало на все.
Чтобы спасти идею, мы стали внимательно смотреть на дом Энгельгардта. Руководство области в лице Алексея Ивановича Орлова и Сергея Ивановича Богатырева с нашей подачи навязывают Дворец бракосочетания Смоленскому УВД как пристройку к их будущему дому по улице Кирова, чтобы туда, в эту пристройку, перевезти Дворец бракосочетания, а в доме Энгельгардта разместить «Дом Тёркина».
В то же время в Москве принимается решение, символически поощрив несколько проектов, конкурс продолжить в закрытом виде, пригласив для этого несколько скульпторов персонально и гарантировав каждому из них поощрение только за одно участие в конкурсе. «Дом Теркина» тоже был вписан в задание, то есть получил право на осуществление.
Но всем было ясно, что идея зашла в тупик. Энтузиазма у всех поубавилось. Страна трещала по швам, и всем как-то стало не до Теркина и Победы. От нас все отмахивались, даже злились. Какой там памятник советскому солдату, когда самому Советскому Союзу и Советскому строю приходит конец. Смоленщине всегда фатально не везло, ну и не повезло и в этот раз. Чего плачете по волосам, когда рубят голову.
В результате: страны нет. Собранные деньги превратились в пыль, настроение всеупадническое.
Но Бог есть. Мне, уже в Смоленский горком КПСС, приходит письмо Юрия Сидорова – представителя Союза художников России. В нем просьба: дайте разрешение и помогите организовать в городе-герое Смоленске всероссийский съезд художников. Сидоров считал, что в Смоленске можно спасти Союз от раскола, который ему реально грозил. И съезд состоялся, и Союз был сохранен, и настроение у делегатов было приподнятое. И смолянам сказали за это спасибо.
На этом фоне я попросил у съезда разрешение подняться на его трибуну. Вышел и сказал, что вожди отказались от идеи и Лихачева, и Советского фонда культуры, но от нее не отказались смоляне. Если памятник не нужен России, то он нужен Смоленщине. И нужен в идее, за которую она проголосовала, то есть народного художника России, солдата Великой Отечественной войны, Смолянина Альберта Георгиевича Сергеева, кстати, председателя Смоленского отделения фонда культуры. И попросил проголосовать за это предложение. И съезд в едином порыве и единогласно проголосовал, тем самым отменив вынесенный вердикт в Манежном дворе.
Преграды были все сняты. Дело оставалось за малым - опять собрать деньги и убедить новую власть. К тому времени сохранился только старый Совет народных депутатов. Но не стало горкома и КПСС вообще.
Областной совет и его председатель Михаил Игоревич Семенов подтвердили наши общественные намерения и придали нашему порыву так необходимую легитимность. Но главный шанс воплощения этой идеи давала ее поддержка ветеранскими организациями, которые не только сами вносили средства на памятник, но и стали движущей силой в агитации своих трудовых коллективов и сильных мира сего.
В это же время в Москве начали создаваться федеральные фонды Президента, Премьер-министра и других вождей России. Президентский фонд «Возрождение», руководителем которого стал вице-президент России Руцкой, назначил своим исполнительным директором Ребрика Виктора Николаевича – нашего земляка. Так и появилось в Смоленске отделение этого фонда, в программу которого внесли первым пунктом сооружение памятника Твардовскому и Теркину. То есть наша общественная идея получила высшее одобрение, кроме того, фонд внес на памятник 5 миллионов (недоминированных) рублей и причислил на спец. счет своего филиала в Смоленске.
После этого можно было идти к смоленскому народу с шапкой еще раз. И работа пошла. Если любопытные возьмут подшивку газеты «Рабочий путь» тех лет, то увидят публикации о сборе средств и их дарителях. У меня до сих пор хранится рукописный реестр дарителей, перечисливших средства на памятник. Мелким подчерком ответственного секретаря нашего оргкомитета Ошерова Михаила Исааковича составлена целая летопись этого движения. Когда Юрий Аверкиевич Жуков добыл круг башни танка и средств стало хватать на глиняную основу памятника, Альберт Георгиевич приступил к его осуществлению.
Когда мы увидели памятник в подлинном виде, стало ясно, что смоляне победили все невзгоды. Приспело время и камень ставить. И мы его с Аптекиным Григорием Матвеевичем поставили явочным порядком. А на завтра на объявленный митинг прибыло все начальство области и города во главе с самим губернатором А.Е. Глушенковым. После этого вопрос изготовления памятника и подготовки места его установки взяла на себя наша смоленская власть.
Там тоже было много интересных моментов, особенно при перевозке глиняной основы в Минск на отлитие, а потом и самого памятника в Смоленск. Но это уже другая история. И ее лучше меня знают Новиков Анатолий Николаевич и Теслин Владимир Петрович. К тому времени и областной совет был ликвидирован, и отделение фонда «Возрождение» вместе с фондом, и Руцкой стал путчистом. Но через полтора года, 2 мая 1995 года, в день взятия Берлина и в канун 50-летия Великой Победы, в Смоленске был создан его особо нравственный бренд.
К сожалению, в Интернете можно увидеть только одно, что этот памятник покосился, просел, и немного об авторе. И это крайне обидно. В дни празднования столетия Александра Трифоновича Твардовского эти заметки, может быть, сотрут совсем свежее белое пятно новейшей истории Смоленщины.
P.S. В связи с этим одно маленькое отступление. Еще работая в комсомоле, а потом и в Вязьме, у нас с Альбертом Георгиевичем Сергеевым установились теплые земляческие отношения. Он всегда откликался на просьбы дать совет, приехать, вместе подумать. Тем более в Вязьме творили и до сих пор творят его ученики. Как особое поощрение мы воспринимали приглашение мастера к себе в мастерскую на проспект Гагарина. Здесь я увидел воплощенных в малых формах Федора Коня, целую плеяду мыслей о смоленской женщине, матери и целый цикл портретов земляков.
Когда появилось решение о сооружении в Смоленске памятника Федору Коню, пришлось выбирать между Комовым и Сергеевым. Победил Комов – академик, москвич. Сергеев обиделся, в том числе и на меня. Но и он, и я знали, что в советское время в одном и том же городе двух памятников одного и того же автора быть не могло.
Федор Конь мог лишить нас возможности вообще обсуждать вопросы о памятниках Теркину, Твардовскому, Исаковскому в исполнении Альберта Сергеева. А так сложилось более или менее, как задумывалось.