Не раз уже упоминал о
своеобразных «мобильных Твардовских чтениях»,
которые проводит Смоленский общественный совет
совместно с библиотекой им. А.Т. Твардовского.
Казалось бы, ничего особенного: просто выезжают
в район смоленские «твардовсковеды», работники
культуры, писатели, поэты – авторы и издатели
нового литературно-краеведческого журнала
«Смоленская дорога», книг о смолянах и
Смоленщине. Встречи с читателями проходят в
районных библиотеках, они интересны и полезны
для обеих сторон. Отдельные материалы можно
писать о каждой такой поездке (их за два года
было уже десять), но здесь хочется сказать о
впечатлениях, что ли, попутных. В поездках
августа-сентября в Дорогобужский, Шумячский и
Глинковский районы программа визитов несколько
расширялась, порой неожиданно. Так, на яблочный
спас попали мы в Болдинский монастырь, из Шумяч
отправились в Петровичи, на родину мировой
знаменитости – фантаста Айзека Азимова, в
Глинковском районе посетили «твардовские места».
Впрочем, «твардовские места» слишком громко
сказано. Ни в Ляхове, ни в Белом Холме, ни в
Язвине никаких материальных следов не осталось.
Нет бывших помещичьих усадеб, в которых
размещались знаменитые Ляховская и Белохолмская
школы, нет даже следов церкви, где крестили
Александра. На месте славной в истории
многострадальной деревни Ляхово, до которой
далеко даже белорусской Хатыни (Ляхово сжигали с
жителями и поляки, и французы, и фашисты
(дважды!), здесь была знаменитая битва с
наполеоновскими войсками), вообще одни бурьяны
произрастают. Расстроенный местный краевед А.Е.
Злакоманов вылез из непроходимых зарослей весь в
репьях, так и не обнаружив старинных могильных
плит…
Как специально, стерта наша историческая память,
любая зацепка. Но есть, есть добрые ростки!
Завершается восстановление (строительство с
нуля!) величественного храма Болдинского
монастыря. И надо было видеть с каким пиететом
члены творческого объединения «Провинция» в
Верхнеднепровском вспоминали имя Петра
Барановского. Вот на таких подвижниках,
энтузиастах, с которыми мы встречались и в
Шумячах, и в Глинке, и стоит еще Русская земля,
казалось бы вконец разоренная. Они собирают
воспоминания, разыскивают и составляют карты,
проекты, рисунки исчезнувших наших
достопримечательностей, мечтая, что всё будет
отстроено, как тот же храм в Болдине. Низкий
поклон вам!
Вы знаете, нельзя не удивляться. Захолустный
поселок Шумячи, без газа и канализации, за
последнее десятилетие стал обладателем сокровища
воистину уникального – прекрасно изданы пять
солидных томов альманаха «Перекресток», в
которых – история родного края, его сел и
деревень, часто уже исчезнувших, людские судьбы.
Это – огромнейшей ценности документ, созданный,
наговоренный, написанный здешними людьми. Не
учеными, не специалистами, не журналистами и
писателями (хотя и они есть в числе авторов). Но
труд этот, представляется, более ценен, чем
любое капитальное научное исследование: он
заставляет думать, более того – действовать. Мне
посчастливилось познакомиться с главным
вдохновителем этого проекта, замечательной
женщиной В.П. Максимчук, одним из составителей
П.А. Крупеневым. И опять разговор шел о том, что
давно назрело и перезрело – о возрождении на
Смоленщине общества краеведов как объединяющего
и организующего центра для десятков и сотен
замечательных наших влюбленных в родной край
земляков.
Я упоминал уже о заезде в Петровичи. Сегодня это
небольшая деревня со следами вырождения. Мы не
без труда нашли тот камень, что установили в
память об Азимове, увезенным отсюда в Америку в
детские годы. Место выглядит заброшенным. Даже
таблички на камне нет (говорят, никак не
получается закрепить – отваливается), но
какой-то местный подвижник доставшего смолян
граффити восполнил пробел: на плите намалевано
«лох»…
Печально все это. Так получилось, что как раз на
подъезде к Петровичам я открыл один из рассказов
ставшего библиографической редкостью, но
специально разысканного для нас первого тома
«Перекрестка». Вот он.
ЛЕЙБА
Его так все звали - и старые и малые - Лейба:
Лейба сказал, Лейба просил, Лейба приказал...
Если кто-то не платил налог в срок - он ругался,
если была неуправка с уборкой урожая - он
просил.
Сын бедного петровичского банщика Евсея Рыскина
- кряжистый парень, роста невысокого, неглупый,
с великолепной памятью и хорошо подвешенным
языком - в карман за словом не лез, но совсем
неграмотный. До женитьбы помогал отцу и матери
топить кагальную баню, а женился -сразу ушел из
дому, за полученное приданое купил лошаденку,
стал извозничать и заимел кучу детей.
После революции одним из первых вступил в партию
большевиков, на митингах и собраниях выступал
смело, ратовал за власть рабочих и крестьян. От
бедняцкого населения его избрали в состав
национального еврейского сельсовета и сделали
председателем. Моего отца, Самуила Локшина, как
самого грамотного в то время в местечке, тоже
избрали в состав сельсовета и поручили ему вести
канцелярию.
Время было сложное, в сельсовет директивы
поступали одна за другой: продналог, подоходный
налог, раскулачивание... Лейба взялся за дело не
стесняясь, смело и неплохо освоил свои
обязанности. Сразу же приступили к работе.
Составили списки подлежащих обложению налогами,
выписали каждому индивидуальные повестки. Сам
председатель подписывать их не мог, вместо
подписи ставил три креста, пока его не научили
каракулями и палками выводить свою фамилию.
Но разносить повестки по домам никому не
доверял. Перед разноскою отец читал ему все
повестки, Лейба их подписывал и раскладывал на
столе, потом снова собирал по принципу, только
одному ему известному, брал их в руки и уходил в
разноску. Если по дороге он случайно встречался
с кем-либо из налогоплательщиков, перебирал
бумажки и безошибочно извлекал нужную. Как это
он все помнил - для меня и сейчас загадка.
В повестках были указаны сроки платежей, и если
кто опаздывал с платой, Рыскин приходил к нему
домой, хватал какую-нибудь ценную вещь и уходил.
Был такой случай. Пришел он в дом рано утром,
когда вся семья сидела за завтраком, а на столе
шипел парами самовар. Рыскин схватил этот
самовар, вылил кипяток и понес, а на ходу
кричит: - Теперь ты ко мне придешь. Я с тебя
шкуру сниму.
Секретарю сельсовета он полностью доверял, без
его подписи никаких документов не подписывал,
сам же находился в сельсовете очень мало. Почти
все время бегал по Петровичам, а придет -
никогда не садится. Постоит немного, разберется,
что как, и опять куда-то убегает.
Приходят люди за справками - председателя нет.
Секретарь напишет, распишется и отдаст
просителю, а тот со справкой идет искать Лейбу,
чтоб подписать и печать поставить. Печать у него
всегда была при себе. Он хранил ее завернутой в
бумагу в кармане брюк. Взяв в руки справку,
внимательно ее рассматривал, поворачивая в
разные стороны, ставил свою подпись выше подписи
секретаря, доставал печать, «хукал» или плевал
на нее, клал справку на ладонь и делал оттиск.
В сельсовет очень часто приезжали уполномоченные
по разным делам. У каждого из них был мандат,
который они предъявляли председателю. Рыскин
брал его в руки, рассматривал со всех сторон и
бросал на стол секретарю. Секретарь читал мандат
вслух, и только после этого председатель начинал
говорить по делу и соображал, как принять гостя.
Случалось, был он не в настроении. Тогда, не
зная содержания мандата, набрасывался на
уполномоченного. Если наскакивал на опытного,
тот давал ему отпор, и Лейба сразу же утихал,
становился добрее.
Если же уполномоченный был из робких, то просто
терялся, слушая выкрики председателя. В таких
случаях вмешивался мой отец: он деликатно
старался дать понять начальнику, что
уполномоченный из важного учреждения. Рыскин
быстро остывал и миролюбиво говорил:
- Ты бы сразу сказал, что ты из такого
учреждения.
Сколько его ни учили, большему, чем освоить
азбуку и каракулями написать свое имя, он, к
сожалению, научиться не смог.
В 1929 году в Петровичах был организован колхоз.
Организован сразу, без какой бы то ни было
волокиты, как это происходило в некоторых
соседних деревнях. Председателем его был избран
Лейба Евсеевич Рыскин. В колхоз вошли все жители
местечка Петровичи - евреи и русские. В этой
должности он бессменно работал до самого начала
Великой Отечественной войны. Настойчивый,
смелый, честный и трудолюбивый, порою был
вспыльчив, но отходчив.
Таким остался в памяти у меня первый и
единственный председатель петровичского
еврейского колхоза «3-й Интернационал».
1990
Читателей, естественно, интересует имя автора.
Увы, и здесь какая-то жуткая символика,
неизбежная перекличка с сегодняшней «российской
трагедией». Краткая справка об авторе взята мною
из первого тома «Перекрестка».
Григорий Самуилович ЛОКШИН (1905-95) родился в
местечке Петровичи. Участник Великой
Отечественной войны, награжден орденами и
медалями. Его профессия - бухгалтерский учет. В
свои 90 лет он был бодр и жизнерадостен. Его
воспоминания, написанные в последние годы жизни,
- свидетельство мудрости автора.
Он любил жизнь и доверял людям. А его убили днем
в подъезде своего дома за одну месячную пенсию,
которую он все еще сам ходил получать на почту.
Что тут добавить, кроме библейского: время
разбрасывать камни и время собирать…
 
|
|