Не раз уже упоминал о своеобразных «мобильных Твардовских чтениях», которые проводит Смоленский общественный совет совместно с библиотекой им. А.Т. Твардовского. Казалось бы, ничего особенного: просто выезжают в район смоленские «твардовсковеды», работники культуры, писатели, поэты – авторы и издатели нового литературно-краеведческого журнала «Смоленская дорога», книг о смолянах и Смоленщине. Встречи с читателями проходят в районных библиотеках, они интересны и полезны для обеих сторон. Отдельные материалы можно писать о каждой такой поездке (их за два года было уже десять), но здесь хочется сказать о впечатлениях, что ли, попутных. В поездках августа-сентября в Дорогобужский, Шумячский и Глинковский районы программа визитов несколько расширялась, порой неожиданно. Так, на яблочный спас попали мы в Болдинский монастырь, из Шумяч отправились в Петровичи, на родину мировой знаменитости – фантаста Айзека Азимова, в Глинковском районе посетили «твардовские места».
Впрочем, «твардовские места» слишком громко сказано. Ни в Ляхове, ни в Белом Холме, ни в Язвине никаких материальных следов не осталось. Нет бывших помещичьих усадеб, в которых размещались знаменитые Ляховская и Белохолмская школы, нет даже следов церкви, где крестили Александра. На месте славной в истории многострадальной деревни Ляхово, до которой далеко даже белорусской Хатыни (Ляхово сжигали с жителями и поляки, и французы, и фашисты (дважды!), здесь была знаменитая битва с наполеоновскими войсками), вообще одни бурьяны произрастают. Расстроенный местный краевед А.Е. Злакоманов вылез из непроходимых зарослей весь в репьях, так и не обнаружив старинных могильных плит…
Как специально, стерта наша историческая память, любая зацепка. Но есть, есть добрые ростки! Завершается восстановление (строительство с нуля!) величественного храма Болдинского монастыря. И надо было видеть с каким пиететом члены творческого объединения «Провинция» в Верхнеднепровском вспоминали имя Петра Барановского. Вот на таких подвижниках, энтузиастах, с которыми мы встречались и в Шумячах, и в Глинке, и стоит еще Русская земля, казалось бы вконец разоренная. Они собирают воспоминания, разыскивают и составляют карты, проекты, рисунки исчезнувших наших достопримечательностей, мечтая, что всё будет отстроено, как тот же храм в Болдине. Низкий поклон вам!
Вы знаете, нельзя не удивляться. Захолустный поселок Шумячи, без газа и канализации, за последнее десятилетие стал обладателем сокровища воистину уникального – прекрасно изданы пять солидных томов альманаха «Перекресток», в которых – история родного края, его сел и деревень, часто уже исчезнувших, людские судьбы. Это – огромнейшей ценности документ, созданный, наговоренный, написанный здешними людьми. Не учеными, не специалистами, не журналистами и писателями (хотя и они есть в числе авторов). Но труд этот, представляется, более ценен, чем любое капитальное научное исследование: он заставляет думать, более того – действовать. Мне посчастливилось познакомиться с главным вдохновителем этого проекта, замечательной женщиной В.П. Максимчук, одним из составителей П.А. Крупеневым. И опять разговор шел о том, что давно назрело и перезрело – о возрождении на Смоленщине общества краеведов как объединяющего и организующего центра для десятков и сотен замечательных наших влюбленных в родной край земляков.
Я упоминал уже о заезде в Петровичи. Сегодня это небольшая деревня со следами вырождения. Мы не без труда нашли тот камень, что установили в память об Азимове, увезенным отсюда в Америку в детские годы. Место выглядит заброшенным. Даже таблички на камне нет (говорят, никак не получается закрепить – отваливается), но какой-то местный подвижник доставшего смолян граффити восполнил пробел: на плите намалевано «лох»…
Печально все это. Так получилось, что как раз на подъезде к Петровичам я открыл один из рассказов ставшего библиографической редкостью, но специально разысканного для нас первого тома «Перекрестка». Вот он.

ЛЕЙБА
Его так все звали - и старые и малые - Лейба: Лейба сказал, Лейба просил, Лейба приказал... Если кто-то не платил налог в срок - он ругался, если была неуправка с уборкой урожая - он просил.
Сын бедного петровичского банщика Евсея Рыскина - кряжистый парень, роста невысокого, неглупый, с великолепной памятью и хорошо подвешенным языком - в карман за словом не лез, но совсем неграмотный. До женитьбы помогал отцу и матери топить кагальную баню, а женился -сразу ушел из дому, за полученное приданое купил лошаденку, стал извозничать и заимел кучу детей.
После революции одним из первых вступил в партию большевиков, на митингах и собраниях выступал смело, ратовал за власть рабочих и крестьян. От бедняцкого населения его избрали в состав национального еврейского сельсовета и сделали председателем. Моего отца, Самуила Локшина, как самого грамотного в то время в местечке, тоже избрали в состав сельсовета и поручили ему вести канцелярию.
Время было сложное, в сельсовет директивы поступали одна за другой: продналог, подоходный налог, раскулачивание... Лейба взялся за дело не стесняясь, смело и неплохо освоил свои обязанности. Сразу же приступили к работе. Составили списки подлежащих обложению налогами, выписали каждому индивидуальные повестки. Сам председатель подписывать их не мог, вместо подписи ставил три креста, пока его не научили каракулями и палками выводить свою фамилию.
Но разносить повестки по домам никому не доверял. Перед разноскою отец читал ему все повестки, Лейба их подписывал и раскладывал на столе, потом снова собирал по принципу, только одному ему известному, брал их в руки и уходил в разноску. Если по дороге он случайно встречался с кем-либо из налогоплательщиков, перебирал бумажки и безошибочно извлекал нужную. Как это он все помнил - для меня и сейчас загадка.
В повестках были указаны сроки платежей, и если кто опаздывал с платой, Рыскин приходил к нему домой, хватал какую-нибудь ценную вещь и уходил. Был такой случай. Пришел он в дом рано утром, когда вся семья сидела за завтраком, а на столе шипел парами самовар. Рыскин схватил этот самовар, вылил кипяток и понес, а на ходу кричит: - Теперь ты ко мне придешь. Я с тебя шкуру сниму.
Секретарю сельсовета он полностью доверял, без его подписи никаких документов не подписывал, сам же находился в сельсовете очень мало. Почти все время бегал по Петровичам, а придет - никогда не садится. Постоит немного, разберется, что как, и опять куда-то убегает.
Приходят люди за справками - председателя нет. Секретарь напишет, распишется и отдаст просителю, а тот со справкой идет искать Лейбу, чтоб подписать и печать поставить. Печать у него всегда была при себе. Он хранил ее завернутой в бумагу в кармане брюк. Взяв в руки справку, внимательно ее рассматривал, поворачивая в разные стороны, ставил свою подпись выше подписи секретаря, доставал печать, «хукал» или плевал на нее, клал справку на ладонь и делал оттиск.
В сельсовет очень часто приезжали уполномоченные по разным делам. У каждого из них был мандат, который они предъявляли председателю. Рыскин брал его в руки, рассматривал со всех сторон и бросал на стол секретарю. Секретарь читал мандат вслух, и только после этого председатель начинал говорить по делу и соображал, как принять гостя. Случалось, был он не в настроении. Тогда, не зная содержания мандата, набрасывался на уполномоченного. Если наскакивал на опытного, тот давал ему отпор, и Лейба сразу же утихал, становился добрее.
Если же уполномоченный был из робких, то просто терялся, слушая выкрики председателя. В таких случаях вмешивался мой отец: он деликатно старался дать понять начальнику, что уполномоченный из важного учреждения. Рыскин быстро остывал и миролюбиво говорил:
- Ты бы сразу сказал, что ты из такого учреждения.
Сколько его ни учили, большему, чем освоить азбуку и каракулями написать свое имя, он, к сожалению, научиться не смог.
В 1929 году в Петровичах был организован колхоз. Организован сразу, без какой бы то ни было волокиты, как это происходило в некоторых соседних деревнях. Председателем его был избран Лейба Евсеевич Рыскин. В колхоз вошли все жители местечка Петровичи - евреи и русские. В этой должности он бессменно работал до самого начала Великой Отечественной войны. Настойчивый, смелый, честный и трудолюбивый, порою был вспыльчив, но отходчив.
Таким остался в памяти у меня первый и единственный председатель петровичского еврейского колхоза «3-й Интернационал».
1990

Читателей, естественно, интересует имя автора. Увы, и здесь какая-то жуткая символика, неизбежная перекличка с сегодняшней «российской трагедией». Краткая справка об авторе взята мною из первого тома «Перекрестка».
Григорий Самуилович ЛОКШИН (1905-95) родился в местечке Петровичи. Участник Великой Отечественной войны, награжден орденами и медалями. Его профессия - бухгалтерский учет. В свои 90 лет он был бодр и жизнерадостен. Его воспоминания, написанные в последние годы жизни, - свидетельство мудрости автора.
Он любил жизнь и доверял людям. А его убили днем в подъезде своего дома за одну месячную пенсию, которую он все еще сам ходил получать на почту.
Что тут добавить, кроме библейского: время разбрасывать камни и время собирать…