Главная | Архив |

  Смоленск литературный  
   

Виктор ДЕРЕНКОВСКИЙ

Продолжение. Начало в №№9-10 (109-110), 4(116).

 

ЯВКА С ПОВИННОЙ

Р А С С К А З

Ма всегда с восхищением относился к большим и крупным животным – слонам, носорогам, обезьянам-шимпанзе, жирафам, антилопам-гну, лошадям и собакам, хотя сам был небольшого роста и, если для сравнения использовать рост собак разных пород, то Ма следовало бы отнести к породе пуделей, не самых крупных. Чтобы держать крупных животных дома, даже у человека с неограниченными финансами в реальной действительности возможностей нет, и можно рассчитывать только на два последних вида - лошадей и собак. Ма любил и собак, и лошадей, в первую очередь, из-за доступности, а потом уже за их преданность хозяевам. А вот к умным людям Ма относился иначе. Здесь о любви и симпатиях не могло быть и речи. К тем, кого называли или считали умными, у него сразу возникало подозрение и недоверие. Ма боялся их, не словно, а действительно боялся, как боятся эпидемии чумы. Ему казалось, что они одним своим присутствием, находясь рядом, угрожают его существованию. Он опасался умных людей, как опасается зверь охотника. Зверь, если видит охотника на территории, которую считает своей, проявит предосторожность или нападёт на охотника первым. Зверь не знает намерений охотника, его ли охотник выслеживает или другая тварь интересует охотника. Осторожность зверя - это инстинкт.
Ма мерещилась, что те, кого называют умными, готовы сговорившись, или даже не сговариваясь, что-то отнять у него. Правда, те умные, которые редко и скорее случайно попадали в его окружение, намерений таких не имели совсем и реальной угрозы для него не представляли. Скорее всего, зависть к заметным способностям, которых не доставало ему, являлась причиной ненависти к умным. Впрочем, между умными и деспотами всегда непримиримые отношения, и они возникают сами по себе, без особых поводов и видимых разногласий, и никакие ученые объяснения не разрешат этого вечного конфликта. С ещё большим подозрением и злобой он относился к тем служащим, кого относили к порядочным чиновникам, кто не вымогал взяток и не принимал подношений. Философия Ма была проста: «тот, кто берет, тот должен делиться, а кто не берет, тому делиться нечем. Заработной платой не поделишься? Чем тогда чиновник полезен? Добросовестным исполнением обязанностей? Это было для Ма не главное.
Снедаемый подозрениями, Ма пристально следил за теми людьми, кто мог знать и кто знал о его темных делах и сомнительных поступках. Они отнюдь не являлись страшными преступлениями, но все без исключения были противны тому, что он обязан был блюсти по долгу службы. Он был уверен, и эта уверенность достаточно подтверждалась жизненным опытом, что редко что удается скрыть, если об этом знают больше, чем двое. Человек, занимающий высокую официальную должность, не может действовать в одиночку в сугубо личном интересе, исполняя служебный долг. У Ма всегда находились помощники по планированию и исполнители поручений, одним словом, люди, чьими руками он таскал из огня горячие каштаны. Когда Ма почувствовал, что пора оставить службу, так как грехов становилось все больше и больше, он стал думать о мотивированном уходе со службы, чтобы была веская причина, и никто не подумал, что он просто «делает ноги». Он также знал, что должен уйти не один, а вместе с первым заместителем, который мог по праву занять его должность. Ма боялся этого.
- Рано или поздно - думал Ма — многое о моей деятельности может стать известно. Неблаговидные поступки привлекут внимание заместителя из простого любопытства. Но если должность займет человек новый, мало знакомый с местными условиями, у него не будет времени и желания изучать дела своего предшественника. И всё в скорости забудется.
Рассуждая так, Ма применил свою излюбленную тактику – ложь и хитрость, и добился того, что его первого заместителя «ушли» с должности за неделю или две раньше того, как Ма окончательно покинул свой пост.

Повествуя о жизни и злоключениях Ма, часто упоминалось о доме Ма. Дом, Дом. Пора сделать существенные уточнения. На самом деле называть дом Ма домом не совсем верно. Частные жилые сооружения, напоминающие замки, на западный манер, называют виллами, а чисто по-русски - особняками или усадьбами, или совсем просто - коттеджами. Но воздержимся назвать дом Ма усадьбой, чтобы не впасть в серьёзное преувеличение. Усадьба предполагает рядом с домом парковый ансамбль. А где в городе столько земли, чтобы разбить индивидуальный парк? Но и просто домом хоромы называть грех. В середине девятнадцатого века красивый заметный дом называли «господский». Это название навряд ли приживется в обиходе у наших современников. Для становления господ потребуется ещё лет двадцать. Но это название по отношению к богатым домам заменит все другие. Посмотрите, сколько вокруг господ и олигархов, и это в России, об отсталости которой не устают говорить.
К строительству особняка – мечте всей предыдущей жизни и зависти к тем, кто имел в собственности особняки – Ма приступил сразу, как только занял высший губернский пост. Присматриваться к новой должности, осваиваться и адаптироваться к гражданской, по сути, хозяйственной работе, он не считал нужным, надеясь, что генеральских навыков достаточно, и они применимы всегда и ко всему, и тратить время на такие пустяки, как приноравливаться к новой должности, не стоит. Ему было абсолютно ясно, что делать. Нужно найти место для строительства особняка и, не долго мешкая, услужливые граждане подыскали такое место - в известном элитном поселке. В дальнейшем Ма пожалеет о выбранном месте. Но в тот период он торопился, не имел ещё полных представлений об индивидуальном доме, ещё не отвыкнув от служебных квартир, и аа тот момент считал, что всё складывается удачно.
Первый элитный поселок возник в провинции лет двадцать назад. Вначале это был неприметный комплекс на окраине города, в захолустье – домов в пятнадцать. Дома в нём значительно отличались по красоте и удобствам от тех индивидуальных домов, что строили раньше и продолжают строить сейчас люди обычные, не достигшие звания «новых русских». Конечно, эти строения были далеки от дворцов Палатинского холма, но после долгих лет неприглядного малого строительства, дома в элитном поселке действительно выглядели дворцами. Это была первая архитектура «новых русских», надуманная и безвкусная, но лучше предыдущей, рабоче-крестьянской. Территорию поселка расширяли, когда земля требовалась для нужных людей. За счет этого и рос посёлок. И в этот раз поселок расширили на одно место, и он увеличился в числе на один заметный особняк.
Поселок считался элитным потому, что в нём жили люди, переставшие прятать доходы и шёпотом говорить о своих заработках. Их никто не спрашивал – где они берут деньги? Этим перестали интересоваться дознаватели от власти. Представителям власти самим хотелось жить – богато и свободно. И жители поселка делились на две категории: на тех, кто занимается бизнесом, и тех, кто служит при власти. Ими в поселке были – каждый второй - один от бизнеса, второй от власти. Вопроса «откуда деньги на строительство у Ма», также до поры до времени не задали. А кто должен был задать его по праву? Когда особняк воздвигли, такие вопросы появились у обывателей скорее от зависти, чем от желания знать правду.
С того момента, как деньги стали предметом всеобщего вожделения, каждый знает, что деньги можно заработать, а некоторые знают ещё больше – где и как их проще взять. Ма тоже знал, как нелегко достаются деньги, хотя ему было куда комфортнее заниматься добычей денег, чем чем-то другим.

За проект и строительство особняка взялся известный местный предприниматель с более чем, странной фамилией - Ндд-Нпз, похожей на шифрограмму, так как в написании фамилии не было ни одной гласной буквы. Имя у предпринимателя было более простое, но не распространенное. Его звали Пан. Пан - имя польское, являющиеся обращением поляков друг к другу. А фамилия Пана, судя по записи в паспорте, являлась неизвестного происхождения, и что она обозначала или хотя бы на что намекала, ни один лингвист-этимолог ничего научного сказать не мог. Не найдя разгадки столь необычной фамилии, люди смирились. Она уже не вызывала у них раздражения, даже у тех, кто слышал её впервые. Пан, пока не связался со строительством особняка, считался человеком приличным и ни в какие истории, заслуживающие всеобщего внимания, не попадал. Пан взялся за строительство дома большого начальника сугубо добровольно, без чьего-либо принуждения. По существу натуры и по происхождению Пан слыл человеком простым. Но его желание прикоснуться к чиновнику высшего ранга, быть рядом с ним, давать советы и жаловаться ему на окружение, непонимающее талантов, могло быть удовлетворено этим незначительным шагом.
В интересе к строительству Пан был не одинок. Нашлись и другие желающие добровольно и без оплаты участвовать в строительстве дома для высокого чина. Можно сказать, что не только желали, но и боролись за такое право.
Чтобы не разжигать страсти в борьбе за право на строительство, некоторые мудрые и самые ответственные советники предложили Ма провести справедливый конкурс, как требует того закон, чтобы никого не обидеть и чтобы всё было по-честному, без коррупции. Ма согласился, но потом, уже задним числом, мудрецы сообразили, что строительство-то частное и заказчик должен сам решить, кого взять на подряд, что правила конкурса, установленные для общественных объектов строительства, здесь не подходят, и конкурс отменили и думать о нём забыли, как забывают обо всём, что хотели сделать, но не сделали.
В такого рода областях, как архитектура и строительство, Пана считали специалистом. Он преуспел в строительном бизнесе, многое сумел сделать, многого добиться и участием в этой стройке надеялся окончательно закрепить свои успехи: продвинуться по службе, достигнув большего поста и славы, укрепить бизнес, а самое главное, надеялся на близкую дружбу с Ма (не предполагая, чего она будет ему стоить на самом деле). Осуществись все его надежды, слава о человеке с такой фамилией - Ндд-Нпз могла бы далеко перешагнуть границы провинции и, может быть, докатилась бы до самой столицы. И там бы в столице Пан мог бы получить уважение за способность бескорыстно, даже в ущерб себе, угодить высокому чиновнику. Но всё пошло по-другому, а вернее, как обычно, когда возникали какие-либо отношения у людей с Ма, всё равно какие, приятельские или деловые. Лотерейный билет, приобретенный Паном, позвольте так выразиться, оказался пустым. В любой лотерее не все билеты с прикупом.
Но пока до скверного дело не дошло, дом возводился с волшебной быстротой и через пять месяцев после начала строительства дом сиял своей красотой на пригорке в элитном ландшафте. В дом въехал его хозяин с семьёй. Принялись за благоустройство — посадку деревьев и асфальтирование дорожек. И, вдруг, неожиданно для всех, Ма и Пан поссорились, не на шутку, а всерьёз, с кровными обидами, как в Гоголевской повести. Полный разрыв наилучших, горячих, почти интимных отношений. То ли Пан подложил Ма свинью, в чём-то схитрив, то ли Ма кинул Пана с его усердным старанием? Кто был виновником ссоры, в чем «друзья» не сошлись и почему так скоро разлюбили друг друга, и что не поделили между собой, никто не знал ни тогда, ни сейчас, хотя лет прошло достаточно. Как следовало ожидать и как обычно бывает в нашей провинции в таких случаях, Пан исчез, словно в воду канул, не оставив никакого следа, кроме нескольких жалоб и прошений о защите. Правда, в жалобных бумагах он не указал, у кого просит защиты и от кого просит защитить себя. Так и остались эти бумаги без внимания тех, кого бы они могли заинтересовать. Да, видимо, бестолково были составлены. А сложных дел у нас в провинции не любят, нам подавай что попроще, хотя и этим лень заниматься.
Пан канул в воду, по воде пошли вялые круги, и люди, заметив их, стали толковать о всём произошедшем по-своему, порождая тревожные криминальные сплетни. Интерес к судьбе Пана у обывателей был заметным – пропал человек, словно испарился от высокой температуры или его забрали инопланетяне – разве это не событие, достойное внимания? Правда, нужно сказать, что в провинции это был не первый случай, когда бесследно пропадал человек. Случалось такое и раньше, что пропадали бесследно, и еще одной пропаже человека никто не удивился. Тёмных историй в провинции хватало.
Пан не только потерялся сам, он потерял бизнес и всё имущество. Одни винили в этом Пана и говорили, что Пан виноват во всём сам. Другие по злобе или незнанию целиком винили Ма и его жену, да какую-то никому незнакомую даму, подругу жены Ма. Говорили, что сия подруга соблазнила Пана, выкрала у него важные документы, подделала их и завладела его компанией, а затем продала компанию за большие деньги и свалила за границу с этими деньгами, подальше от места событий с новым любовником. Порой слухи становились всё страшнее. Предполагали разное, даже то, о чём ни думать, ни говорить не хочется. Боялись, что вдруг то, о чём все шепчутся, окажется правдой? Что же случилось с Паном на самом деле, никто не знает до сих пор. Но тогда сплетни ползли по городу, как навозная жижа из всегда готовой к аварии городской канализации.
Ни одна из версий исчезновения Пана не нашла подтверждения, словно истина канула в воду вместе с Паном. Через пару лет эта история забылась совсем, потому что с тех пор никто Пана не встречал.
А историю строительства известного дома в провинции помнят. Помнят, как памятную дату, не самую знаменательную, но и незабываемую. Например, как помнят парижане 14 июля - день взятия Бастилии.
Стоит увидеть красный особняк у березовой рощицы и вспомнишь забытую историю, и что не всё в ней чисто.
Жители города, которые имели дома в элитном поселке или рядом с поселком, наблюдали за ударной стройкой ежедневно и воочию. Особо интересующие строительными делами приезжали из центра в одиночку и группами посмотреть на стройку. Их интересовал опыт быстрого возведения жилья. Распространился слух, что Ма строит для себя мавзолей, поэтому так и торопится. Другие, у кого злобы и обид на Ма было больше, они и в шутках были злее, утверждая, что Ма строит для себя личную тюрьму. Кто видел строительство особняка и те, кто не знал, что происходит на стройке, обсуждали тему с большим энтузиазмом, потому что в городе в это время, кроме знаменитого особняка, ничего не строилось. Отсюда и сплетни. Говорили, кто во что горазд. Будто там в одном месте сосредоточены все строительные мощности провинции, поэтому стройка и идет так быстро. Что туда поступают все самые современные и самые дорогие строительные материалы: керамику везут из Италии, шёлковые обои для спальни из - Индии, шторы для гостиной залы - из Японии, а лифт - из Швейцарии, чтобы он работал, как швейцарские часы. Все недобрые шутки доходили до ушей Ма. По-доброму шутить у людей не было даже малых причин. Владелец дома в узком кругу тоже шутил без особой радости:
- Строили бы коммунизм такими темпами, давно бы был построен, и Горбачевская перестройка была бы не нужна и социализм остался бы цел, и работа у людей была бы.
Другим любимым занятием горожан во время «великой» стройки было гадание на кофейной гуще и поиск ответа на предмет: «Во что обойдётся хозяину строительство особняка»? Занимались гаданием на каждой частной кухне, в офисах от безделья, при встрече знакомых в бане, чтобы отвлечься от влажного пара, в магазине, чтобы забыться на время от дороговизны на продукты. Всем хотелось знать точную цифру затрат хозяина особняка не меньше, чем хочется знать точное время прибытия ожидаемого поезда. Приблизительная стоимость мало кого устраивала и только усиливала интерес к стройке.
Простой народ в любой провинции давно и легко поверил тому, что он участвует в управлении государством и его мнение учитывается при принятии важных решений в первую очередь. Из этого поверья он извлек одно азартное увлечение - считать чужие деньги, будто свои кровные. А сбережения высоких начальников и местных олигархов пересчитывать по несколько раз, опасаясь грубой ошибки. Чем больше народ насчитывал средств у чиновника и заключал, что тот живет не по средствам, тем солиднее в его глазах выглядел чиновник, не говоря об олигархах, состояние которых не поддаётся разумному счёту. Особенно приятно считать чужие деньги в компании, разогретой дешёвым портвейном. А что ещё делать труженикам, заработавшим за трудовую жизнь пенсию, которой не хватает на обычные лекарства?
Как бы ни глумились и ни измывались над чужим состоянием те, кому такое благополучное везение не улыбнулось: всех интересовала цена стройки, словно это были деньги не того, кто строил особняк, а тех, кто стройку завистливо осуждал, кто участвовал в гадании о стоимости стройки. Словно те, кто рассуждал, могли на этом что-то сэкономить для себя. Реальной цены завершенного строительства не угадал никто и ничего для себя не сэкономил на этой стройки.
Пересуды и сплетни щекочут нервы, пока внутри, где-нибудь в желудке, не образуется язва. Ма относился к себе бережно и нервы свои считал железными, но и ему от язвообразующих сплетен доставалось изрядно. Железо тоже то скрипит, то ржавеет, то не так гнется. Ма понимал, что споры просто так не закончатся. Когда просвещённая общественность своими нездоровыми интересами достала его до печенок, он в открытой печати назвал свои затраты на строительство особняка, обозначив их шестизначной цифрой. Продемонстрировав откровенность, он надеялся поддержать свою репутацию, ему хотелось показать честность, что у него нет секретов от горожан, что по своим политическим взглядам он демократ, что и ему можно доверять, что ему не страшны враги и дрязги, что все сплетни – это политическая акция коррупционеров, которых он нещадно разоблачил. Своим честным словом он расчитывал положить конец всем сплетням сразу.
На деле вышло не так, ему не поверили. В четырехсоттысячном городе не нашлось легковерных чудаков. Поверивщих ему было двое. Один, близкий родственник Ма, вторым – была его жена. Жена имела неплохие знания о строительстве и строительной индустрии и могла составить авторитетное мнение о стоимости стройки, но она защищала мужа и говорила, что больше верит печатному слову, чем собственным расчетам. Родственник Ма её во всём поддерживал:
- Кому же тогда верить, если, мы не верим тому, что печатается в газетах? – говорил родственник с поддельным возмущением.
Зато народ шутил и веселился: «За такие деньги в нашей провинции и лаптей не купишь. А он особняк построил, волшебник».
Но как бы ни насмехались в городе над названной Ма суммой, он сказал правду. Он назвал цифру, которую заплатил за строительство особняка сам, всю до последней копейки. Во что обошлось это строительство Пану и сколько отвалили денег на стройку «спонсоры», он не то чтобы скрыл, а просто не знал. Он не интересовался этим. Чужие расходы его не волновали.
- Зачем мне знать про чужие траты? Я денег в долг не брал и возвращать их не собираюсь. Тогда зачем же мне их считать и тем более помнить о них? Сделали люди добро и – до свидания!
 










 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


 

 

 

№6(118)На главную

 

 

 

 

 

 

 

 

 


 

 

© Журнал Смоленск / 2006-2018 / Главный редактор: Коренев Владимир Евгеньевич