|
Девочка
с косичками - переводчица «Смерша»
В адрес музея истории
молодежного движения продолжают приходить
письма. Нам пишут ветераны. В этих аккуратных
рукописных листках они вспоминают о своей боевой
молодости, рассказывают о людях, с которыми их
свела судьба, свидетельствуют об ужасах той
войны, до 65-летия Победы в которой осталось
совсем немного.
Особенно хочется остановиться на письме
Цветковой Анны Николаевны, участницы Великой
Отечественной войны, инвалида второй группы,
ветерана педагогического труда, журналистки.
Анна Николаевна родилась в 1928 году. До войны
училась в начальной Пищиковской школе
Андреевского района. Училась хорошо, даже
отлично. Её дядя, Александр Герасимович
Черноусов, преподавал в этой школе физику,
математику и немецкий язык. Кроме того, он
заочно учился на физмате и инязе в Московском
пединституте. Именно он научил свою племянницу
говорить по-немецки. Уже в третьем классе (!)
она уверенно общалась с ним на иностранном
языке, читала без словаря книги немецких
авторов. Она и представить не могла, как
пригодится ей вскоре это умение.
Анна Николаевна росла девочкой активной, любящей
спорт. В 6 классе она сдала нормы на значок БГТО
(«Будь готов к труду и обороне»), а также
выполнила норматив по «Ворошиловскому стрелку»
из малокалиберной винтовки. В это время она жила
около ж/д станции «Новодугинская», где отец
построил небольшой дом.
С началом войны Аня Цветкова, как и сотни других
школьников 5-10 классов, работала в местных
совхозах и колхозах. Дети убирали урожай,
заготавливали сено, а взрослые отвозили его в
Сычевку и Новодугино, где стояли кавалерийские
воинские части Красной Армии.
Осенью 1941 года, когда фашисты захватили
Вязьму, из Новодугина пришлось поспешно уходить
на восток. Анна Николаевна вспоминает: «Шли
ночью, днем немецкие самолёты буквально утюжили
землю. Далеко мы не ушли – немецкие танки
опередили нас, и мы вынуждены были вернуться в
Новодугино…»
Вскоре фашисты стали составлять списки
подростков для их дальнейшего угона в Германию
на принудительные работы. Аня бежала к бабушке
Е.А. Черноусовой, которая жила в д. Дулово
Григорьевского сельсовета Андреевского района. В
это тяжелое время Анне Николаевне впервые
по-настоящему пригодилось её знание немецкого
языка. Она стала партизанской разведчицей.
В их доме время от времени ночевали партизанские
командиры. По их просьбе наша героиня ходила к
своим родственникам в д. Берёзки, где стоял
фашистский карательный отряд. Там она старалась
подслушать, о чём говорят немецкие офицеры, что
передает их радио, узнать о количестве и
расположении личного состава карателей. Все это
под страхом разоблачения и жестокой расправы. Но
оккупанты даже и предположить не могли, что
маленькая девочка с косичками из глухой лесной
деревушки так хорошо владеет их языком.
Особенно тяжело стало, когда в Дулово и
окрестные деревни фашисты пригнали жителей
из-под Ржева, где шли ожесточенные бои. Началась
страшная эпидемия тифа. Умерли сотни людей.
Покидать пределы деревни было строго запрещено,
поэтому тела хоронили не на кладбище, а прямо в
саду.
Трое из семи беженцев, живших в доме вместе с
Анной Николаевной, умерли. Заболела и бабушка,
но её чудом удалось выходить. Лекарств никаких
не было. Лечились тем, что пили керосин с
травяными настоями и мылись щёлоком.
Весной 1943 года, когда с востока уже была
слышна канонада, немцы стали активнее угонять
местное население к себе в тыл, в рабство.
Жителей из Смоленской, Брянской, Калужской
областей гнали вместе со скотом до самой
Белоруссии. Была среди них и Анна Цветкова.
В Белоруссии она вместе с другими беженцами
работала на восстановлении ж/д путей,
разрушенных партизанами. Там же все они
дождалась освобождения. Знание немецкого языка
опять сыграло ключевую роль в судьбе Анны
Николаевны. Её берут в Действующую армию, более
того, в разведку: 3 Белорусский фронт, 50 армия,
переводчица особого отдела контрразведки «Смерш».
После окончания войны 16-летнюю Аню Цветкову
из-под Кёнигсберга с честью привезли домой.
Началась мирная жизнь. 1 сентября 1945 года она
пошла в 7 класс. На следующий год вступила в
ряды ВЛКСМ. В 1949 году окончила школу с золотой
медалью. Потом был Калининский пединститут
(сегодня г. Тверь) и направление в Баку, по
месту службы мужа.
Всю жизнь Анна Николаевна не расстается со
спортом. В 1953 году, еще студенткой, она
выиграла первенство СССР по велокроссу и стала
мастером спорта. В 56 лет получила КМС по
многоборью ГТО и по спортивному ориентированию
на местности. С 2004 года – капитан сборной
команды инвалидов Вяземского района, трижды
чемпионка Смоленщины по стрельбе из
пневматического оружия. 26 декабря 2009 года (в
81 год!) выиграла очередной, теперь
предновогодний, турнир по стрельбе.
Помимо спорта Анна Николаевна активно занимается
журналистикой. Она – член редколлегии бесплатной
газеты «Вяземский ветеран», победитель различных
конкурсов в сфере журналистики. С 2008 года
собирает материал для издания книги «Говорят
живые свидетели Великой Отечественной…»
Живя такой активной жизнью и имея большое
количество признаний и наград, Анна Николаевна с
большой нежностью хранит свои комсомольские
грамоты и пионерский галстук, который, несмотря
ни на что, сберегла в тяжелые годы оккупации.
Валентин Семенов,
заведующий музеем истории
молодежного движения
при Доме молодежи (ООО «Союз ДМ»)
«Они свой долг
исполнили сполна»
Традиции – вот чем силен
русский народ. И пока есть те, кто их бережно
хранит, напоминает о них другим, мы и наша
страна будем существовать. Поводом вспомнить о
традициях всегда служили памятные даты. Одна из
самых крупных – День Победы. Это сакральный день
для нашей родины. Каждый год этот праздник
каждый из нас отмечает по-своему, но одно точно
– по-особенному.
Будущее – всегда в руках молодого поколения, от
которого и зависит жизнь традиций. Тоже какие-то
канут в Лету, появятся новые, а некоторые будут
существовать на протяжении многих лет. Уже
доброй традицией стало проведение администрацией
Заднепровского района и филологическим
факультетом СмолГУ конкурса среди учащихся школ
района. На этот раз тема соответствовала
настроению 2010 года – 65-летие Победы в Великой
Отечественной войне над фашистскими
захватчиками. Ребята могли проявить себя в прозе
и поэзии по следующим темам: «Дети военной
поры», «Песни войны. Песни Победы», «В тот день,
когда окончилась война…» (по воспоминаниям
старшего поколения о 9 мая 1945 года), «Письмо
ветерану», «Боевое прошлое моей семьи», «Они
свой долг исполнили сполна» (о патриотизме
советских воинов, о подвиге конкретного героя
войны), а также написать стихотворение на
военно-патриотическую тему. В 15 школах сразу
закипела работа: идею конкурса подхватили и
учителя, и ученики. Лучшие работы были
направлены на оценку филологическому факультету
СмолГУ.
19 марта 2010 года состоялась торжественная
конференция по итогам мероприятия. Проходила она
также на филологическом факультете – кто знает,
может быть, среди и победителей, и непобедителей
конкурса находятся будущие мастера слова 21
века. Может быть, сейчас их сочинения немного
наивны, чрезмерно пафосны, осторожны в
формулировках «больной темы». Однако это все
нисколько не умаляет достоинств работ, полных
светлой грусти, искренности, восхищения и
удивления. Предлагаем вашему вниманию одну из
них.
Алексей ХАЛИКОВ
ученик МОУ СОШ №5
* * *
«Не дай вам Бог узнать...»
- Мама, а правда, что будет война и я не успею
вырасти? ...
Р. Рождественский
У меня нет бабушек и дедушек,
которые смогли бы рассказать о войне. Зато
повезло мне встретиться с человеком, ставшим
свидетелем тех страшных событий. Он не воевал,
не ходил в атаки на врага, не совершал подвиги.
В июне 1941 года ему исполнилось только девять
лет. По его воспоминаниям можно написать целую
книгу.
Зовут его Иван Нестерович Ермачков. Недавно
нашему классу довелось побывать у него в гостях
и послушать удивительные, почти неправдоподобные
истории, над которыми я потом долго размышлял:
«Откуда в людях берется такая нечеловеческая,
звериная жестокость? Кто дал фашистам право
издеваться, мучить, убивать?!»
Вот о чем поведал Иван Нестерович.
Родился он в деревеньке Бурьково Духовщинского
района. Теперь ее нет на карте Смоленской
области.
Немцы вошли в Бурьково уже в июле 1941 года. К
тому времени дома остались самые беззащитные:
мать с двумя младшими детьми, сыном Ваней и
дочерью Еленой. Им в оккупации было еще труднее,
чем отцу и старшим братьям на фронте. Недаром
наш собеседник часто повторял: «Милые детки,
какая страшная штука – война! Я даже не могу
выразить, как это страшно. Не дай вам Бог
узнать, что такое война!»
Да, «страшная штука – война», тем ужаснее она,
что не жалеет никого: ни детей, ни стариков.
Седовласый человек, заметно волнуясь,
рассказывал об издевательствах
извергов-полицаев, арестах и казнях коммунистов
и колхозных активистов, бесконечных обысках,
мародерстве, голоде, унижениях, которые видел в
те годы.
Я перескажу ту часть нашей беседы, которая
повествует о событиях, происходивших с начала
весны 1943 года.
Все чаще у деревни Бурьково слышались залпы
нашей артиллерии, иногда снаряды разрывались у
самых дворов. Фашисты стали строить линию
обороны. Копать укрытия они заставляли жителей,
а позже прятались за спинами женщин и детей,
когда фронт был уже совсем близко. Много
односельчан погибло тогда, а Ваня Ермачков был
ранен несколькими осколками. Один прошел по
касательной вдоль лба (в этот момент я заметил,
как старик невольно потрогал ту памятную метку),
другой вошел неглубоко в кисть руки, а третий
застрял в левом плече. С трудом мальчика сумели
переправить к партизанам. Там, в лесном
лазарете, все медицинское оборудование которого
состояло из марганцовки, пинцета и нескольких
стираных бинтов, ему и сделали «операцию».
Вместо обезболивающего к ранам прикладывали
снег. А медсестра в это время пинцетом
нащупывала под кожей кусочки метелла. Из кисти
осколок вынули, а в плече пришлось оставить, он
был слишком глубоко ...
Началась знаменитая Смоленская операция 1943
года. Фашисты в панике отступали и вместе с
собой гнали жителей окрестных сел в качестве
живого щита и рабочей силы. Этот страшный путь с
убегающими немцами продолжался больше года, пока
наш герой, его мать, сестра и их земляки не
оказались около Могилева, в концлагере для
перемещенных лиц.
Пятнадцатилетнюю сестру Елену угнали в Германию.
А мать с сыном сумели выжить, дождаться своих и
сразу после освобождения отправились назад, на
Смоленщину. Обратный путь был очень тяжелым. Но
что их ожидало дома!.. На месте родной деревни –
бурьян. Ни единого двора! Не осталось даже
признаков того, что полтора года назад здесь
жили люди. На этом месте проходила линия фронта.
Все, что когда-то называлось деревней Бурьково,
перестало существовать. Артиллерийские снаряды
перепахали землю, и она, искореженная, заросла
непроходимым бурьяном.
Шло лето 1945 года. Война закончилась, но легче
не стало. Надо было как-то выживать. Ваня с
матерью нашли затопленный блиндаж, вычерпали
оттуда воду, выкопали землянку, где и провели
первую послевоенную зиму. Невозможно даже
представить все те лишения, которые еще выпали
на их долю.
На глазах Ивана Нестеровича показались слезы.
«До сих пор не люблю белые булки и сдобу, потому
что они напоминают мне хлеб из липовых опилок,
который тогда пекла мать. От этого «хлеба»
нестерпимо болел живот, а голод заглушить не
удавалось. Организм отказывался переваривать
дерево», - как бы извиняясь сказал он, взглянув
на принесенный нами торт ...
А эту часть рассказа я запомнил почти дословно.
Перескажу словами самого героя:
- От страшного голода на мне остались только
кожа да кости, и застрявший в мышце плеча
кусочек металла стал впиваться в сустав.
Образовался свищ, рука перестала сгибаться. И
меня направили в Смоленск делать рентгеновский
снимок. Как сейчас вижу город. Все разрушено.
Кажется, не осталось ни одного целого дома. Не
сразу нашел больницу. Помню, она была около
площади Смирнова. Наверное, это больница,
которую сегодня называют «Красный Крест». Когда
сделали снимок, оказалось, что нужна срочная
операция. Но требовалось письменное разрешение
родителей, так как врачи считали, что придется
удалить сустав, значит, рука станет на четыре
сантиметра короче и не сможет сгибаться. Как
тогда мне, крестьянину, работать?
Из больницы я вышел, держа еще влажный снимок в
вытянутой руке, огляделся. Наступал вечер.
Ночевать мне совсем негде. Тогда я дошел до
«дома с часами». Само здание оказалось сильно
разрушенным. Часов, конечно, тоже не было.
Только круглый ободок, а вместо циферблата зияла
дыра с осколками стекла. В этом-то доме, прямо
на камнях, и переночевал.
Утром отправился на рынок купить какой-нибудь
еды. В шапке у меня было зашито сто рублей,
тогда это были совсем небольшие деньги. В
кармане еще лежала десятка. Пока выбирал огурец
подешевле (больше на эти деньги купить было
нечего), почувствовал, как кто-то шарит в моем
кармане. Оглянулся: чумазый, оборванный
мальчишка примерно моего возраста убегает к
воротам. Я кинулся за ним. Мы подрались.
Мальчишка оказался сильнее, но, поняв, что я
тоже голодный и нищий, он привел меня в
развалины недалеко от рынка. В подвале ютились
такие же беспризорники, как мой новый знакомый.
Они накормили меня, правда, уже не помню чем, и
научили, как сесть на поезд. Ведь денег на
обратный билет у меня не было.
В те годы к прибытию поезда на перрон выставляли
милицейское оцепление. По совету беспризорников,
я спрятался за штабелями шпал и, когда поезд
тронулся, побежал, чтобы на ходу забраться в
вагон. Но в этот самый момент непонятно откуда
выскочили не меньше десяти безбилетников, вроде
меня. Они стали прыгать на подножки, а я никак
не мог решиться. Только когда последний вагон
проезжал мимо, в отчаянии бросился к нему. Но
меня опередили двое более расторопных парней. И
пришлось ехать, стоя кончиками сапог на нижней
ступеньке. Те несколько часов, которые поезд шел
до Ярцева, я из последних сил цеплялся за
поручни. Пальцы свело судорогой, и мне долго не
удавалось их разжать.
Письменное согласие на операцию родители мне
дали (отец в 1946 году уже вернулся с фронта).
Плечо прооперировали. На мое счастье, я попал к
хорошему военному хирургу. Он спас мне руку,
сохранил сустав, хотя полгода пришлось ходить в
гипсовом панцире. Нелегко было таскать на себе
«броню» весом в двадцать килограммов, но мучился
я не зря. В тот день, когда с моего тела содрали
опостылевший гипс, война для меня закончилась.
Иван Нестерович вытянул свою руку, сжал
мозолистый кулак и с улыбкой сказал: «Видите, до
сих пор работает!»
На протяжении всего своего взволнованного
рассказа пожилой человек не раз восклицал «на
мое счастье», «по счастливой случайности».
Неужели слова «счастье» и «война» могут стоять
рядом?
А ведь, пожалуй, могут. Разве это не счастье –
перенести оккупацию? Разве не счастье –
вернуться с чужбины домой? Разве не счастье –
выжить в ту страшную голодную зиму?
И разве не настоящее счастье, что ребенок,
хлебнувший военного лиха, сумел вырасти и
прожить такую достойную долгую жизнь!
Но «не дай вам Бог узнать...» такое счастье.
Дар
видеть
(Рассказывает фотограф Ната
Новикова)
Фотографией нельзя просто так
начать заниматься. Ее носишь в себе. Это дар
видеть. И, хотя этим даром наделены многие, за
повседневной суетой его просто не замечают.
Однако просто видеть мало. Необходимо это
виденье передать. Когда я перестаю поражаться,
удивляться, радоваться миру, то теряю
возможность делать настоящие фотографии.
Настоящие – не качественно выполненные, а
сохранившие в себе кусочек мира.
- Когда ты начала заниматься фотографией?
- Фотография была для меня «запретным плодом».
Печатающие родственники редко пускали в «темную
комнату», обосновывая запрет тем, что «не
девичье это занятие». Потом, когда развлечение
им надоело, я попыталась заполучить заветный
фотоаппарат. Но снова встретила преграды – то не
было инструкции, то сам фотоаппарат куда-то
исчезал. Получила возможность «спустить затвор»
только после школы. Однажды в гостях заприметила
старенький «ФЭД», который мне с удовольствием
подарили. В тот момент у меня уже водились
какие-то деньги, на которые можно было покупать
пленку. И наконец-то я стала собственником
момента! Потом был первый цифровой аппарат, и
куча фототехники, подаренной друзьями. С
покупкой цифрового аппарата пропало ограничение
в 36 пленочных кадров. Вот тут и начались
безудержные фотосессии всего, что меня окружало.
Неожиданно от одного знакомого я получила
приглашение в Смоленский фотоклуб. Посещала его
с горящими глазами. Каждый понедельник узнавала
что-то новое. А какие люди, которые туда ходили!
Меня поражали картинки, которые они приносили,
поражали и заставляли двигаться дальше,
пробовать, искать, что-то читать. Потом в клубе
становилось все скучнее. Желание приносить
что-то пропадало, и, в конце концов, я исчезла
оттуда. Но знакомство со многими теперь
преуспевающими фотографами началось именно там.
А неизменный председатель этого клуба И. Чернов
виделся мне гением, неподражаемой личностью с
невообразимым талантом и настоящими шедеврами.
- Как бы ты охарактеризовала свой стиль сейчас?
- Определенный стиль для себя не выделяю.
Стараюсь придать фотоснимку максимум
натуральности, ведь в жизни множество
поразительных вещей. Зачем что-то выдумывать?
Хотя и ретро, и гламур, мне приятны. А иногда
просто хочется порисовать в фотошопе, забывшись
и отрешившись от всего.
- Какой жанр фотографии предпочитаешь?
- Люблю делать портреты. Люблю и учусь
одновременно: в человеческих лицах столько
неизведанного, всегда сложно понять «кто же
он?». И так же сложно не придать ему оттенок
себя. Очень люблю снимать мелкие предметы, ко
всему мелкому у меня прямо какая-то тяга.
- Были ли у тебя выставки? Участвовала ли ты в
конкурсах?
- Выставки были. Например, в том же клубе
Наппельбаума. Есть и какие-то грамоты, которые
где-то пылятся в темных ящиках. Только все это
несерьезно. Мы становимся пустыми, когда
позволяем себя захватить публичности и прибыли.
Нас перестает интересовать фотография как
таковая, важным становится только то, сколько за
нее заплатят. Конечно, можно зарабатывать.
Зарабатывать можно чем угодно. Но не всегда в
этом есть смысл. Так ли важно себя прокормить,
если придется при этом себя потерять? И стоит ли
фотографировать за деньги, чтобы потерять суть
самой фотографии?
- Можно ли фотографу заработать на жизнь в
Смоленске?
- У фотографа есть много путей заработка,
начиная от пресловутых свадеб и заканчивая фото
на документы. Есть еще стоки, газеты, рекламное
фото. Но я бы советовала сто раз подумать: а
готовы ли вы себя организовывать и не забывать о
главном? Я стала чаще проигрывать в этой борьбе,
и часто запланированную вылазку «для себя» меняю
на коммерческую съемку или недели обработки
материала. А потом оказывается, что лето прошло,
зима закончилась… А я и не заметила. Время
бежит.
- Какие планы на будущее? Какие видишь
перспективы?
- Перспективы…. Очень хочется одно дело сделать,
которое основано на фотографии. Пока не скажу.
Если бы нашелся у нас в Смоленске человек,
который решится владеть таким делом, я бы с
удовольствием работала и на него.
 
|
|
