Журнал «Смоленск» стал заметным явлением в культурной и общественной жизни нашего любимого города с момента выхода в свет первого номера. Это издание, имеющее действительно независимую позицию и объективно информирующее смолян о происходящих событиях без оглядки на власть и конъюнктурные обстоятельства. Надо обладать гражданской смелостью и чистой совестью, чтобы в лучших традициях отечественной публицистики обличать пороки и недостатки современного общества и бичевать не лучших представителей бюрократической чиновничьей среды.
Порой у меня возникает желание предостеречь главного редактора журнала Владимира Евгеньевича Коренева от острой критики, посоветовать ему быть осторожнее. По острию ведь ходит. А подумаю, так и сам иду на рожон, когда вижу дела неправедные.

В словесах и действиях тронских
Злую загогулину загнул…
Он ушел не от палат кремлевских,
От народа, дряхлый сиганул…
Час его неудержимо пробил,
Осужден, как самозваный сброд…
Разорил Россию он и пропил,
Потеряв и совесть, и народ.
Расплескав властительные кайфы,
Обгайдарив всех до одного…
Бродят Хакамады и Чубайсы,
Словно тени рыжие его.
Мира нет…
И блеф – его свобода.
Истинная правда верх берет…
Он просил прощенья у народа,
А народ – прощенья не дает.

Стихотворение это опубликовано во втором томе моих избранных произведений в 2001 году, когда еще был в силе властелин, хоть и передавший уже властные полномочия.
Журнал «Смоленск» усилиями его главного редактора приобрел особую популярность именно потому, что не боится критиковать коррумпированных властолюбцев. И в этом его неоценимое достоинство, которое я не обнаруживаю в других наших по-своему хороших, броских и ярких, но осмотрительных периодических изданиях.
Мне нравится журнал еще и потому, что щедро предоставляет свои страницы для освещения событий культурной жизни региона. Его авторами являются литераторы и художники, педагоги и студенты, представители широкой общественности. Я и сам неоднократно печатался в журнале. Нередко появлялись публикации о моем творчестве. В нем есть рубрика «Смоленск литературный». А много ли сегодня есть изданий регионального уровня, в которых литературно-художественное творчество находило бы достойное отражение? Ответ очевиден: раз, два - и обчелся…
Появляются в журнале «Смоленск» и весьма редкостные в наше время материалы о забытых прессой промышленных предприятиях. Мне запомнилась публикация о льнокомбинате. Почаще бы возвращаться к объектам былой гордости Смоленщины, показывать их сегодняшнее существование. Возможно, в условиях экономического кризиса возрождение отечественного производства – это и есть путь устойчивого развития и достижения стабильности.
Забытое и деградирующее село – еще одна болевая точка, требующая неусыпного внимания. У меня есть книга «Незамужняя деревня», в которой отражены все горестные сельские проблемы. В журнале «Смоленск» была опубликована рецензия «Боль души» на эту одну из самых дорогих мне книг. Журнал, к счастью, не ограничен чисто городской проблематикой, а поэтому я пожелал бы уважаемому изданию и впредь поддерживать своим авторитетом село родного края, откуда мы родом.
Сын сельского механизатора, сам избравший профессию инженера сельскохозяйственного производства, градоначальник и градостроитель Иван Александрович Аверченков (да будет земля ему пухом!) стоял у истоков создания журнала «Смоленск». Он понимал роль и значение такого журнала для города, если в условиях острейшего дефицита финансовых средств изыскал возможность оказания материальной поддержки по его изданию.
Мы были дружны с Иваном Александровичем. Я знаю, как он из кожи вон лез, чтобы покрыть долги, найти деньги в городскую казну, чтобы жители города были с теплом, со светом, водой и газом. Он мчался в Москву. Волновался. В разговорах часто очень звучало: «Вот еще раз поеду...». «Вот в последний раз поеду...». «Должны мы все-таки сделать, чтобы город был достаточно обеспечен. Народ не должен страдать от этих реформ».
Он рассчитывал на журнал, участвуя в создании его, как на опору в предпринимаемых действиях городской администрации по обеспечению стабильности и нормального положения во всех сферах жизни. И его расчеты оправдались. Журнал «Смоленск» действует в интересах смолян — жителей города и области. И необходим им, как свет, как газ, как вода и тепло.
К юбилею этого авторитетного и популярного издания у меня буквально экспромтом родились строки о друге, имевшем прямое и непосредственное отношение к созданию журнала:

Журнал «Смоленск» -
Его дитя.
Он в роли был
Хранителя.
Его дела
Поныне чтят,
Как в семьях
Прародителя.
Смоленску
Душу отдавал,
Чтоб город был
Все краше.
Мосты он строил,
Открывал
Пути
Он в завтра наше.
Он,
Как под током провода,
И был, как сын,
В ответе.
Недолгой жизнь
Его была
Но память –
На столетья!

Пусть будет долговечен и благополучен журнал! И пусть никакие ветра перемен не поколеблют его стойкую, принципиальную и справедливую позицию!
С юбилеем, «Смоленск»!!!


 

Ольга Таршина,
сотрудник Гуманитарного центра
чтения Смоленской областной
универсальной библиотеки
им. А.Т. Твардовского



 Зеркало нашей жизни
 

В мае 2009 года журнал «Смоленск» отметит свой юбилей. Десять лет и по человеческим меркам – срок солидный, а для периодического областного издания – это целая эпоха. Тем более, если каждый прожитый день измерять не минутами и часами, а затратой интеллектуальных и организационных ресурсов и зачастую потрёпанными нервами.
О журнале «Смоленск» писать непросто, тем более, накануне юбилея. Перечислять рубрики и называть фамилии авторов, давно известных и в области, и за её пределами, было бы банально и скучно. Я, очевидно, выскажу мнение многих смолян, утверждая, что на сегодня «Смоленск» – это единственное в области издание, в котором наиболее полно и разносторонне отражается жизнь города и области, прошлое и настоящее Смоленщины.
У журнала есть одно существенное преимущество перед многими другими периодическими изданиями (не только местными): здесь видна напряжённая работа мысли, глубокий анализ событий, а не сухое и беспристрастное изложение фактов. Читая страницу за страницей каждого выпуска, любой материал: о власти и политике, об экономике, о культурной жизни – нельзя не отметить: за каждым словом стоят человек, автор, его мнение, его неповторимое «я». Живо откликаться на то, что происходило и происходит, не оставаться равнодушным – вот кредо «Смоленска». Впрочем, за это он и пострадал, но в канун юбилея не хочется вспоминать о грустном.
Появившись в непростое время, журнал обратил на себя внимание многих. Иначе просто не могло быть: все насущные проблемы, волнующие каждого смолянина, от жилищной неустроенности и плохих дорог до бездуховности и плохой экологии, от бездумного строительства, удручающего состояния сельского хозяйства области до проблем судейских и чиновничьих. Здесь всё многообразие нашей жизни: интервью с первыми лицами города и области, депутатами, успешными предпринимателями, деятелями науки и культуры, представителями церкви – с теми, от кого зависит жизнь многих, – и невымышленные истории о малолетних преступниках, людях, цепляющихся за жизнь, многодетных семьях, о трудностях маленького человека. Из первых уст мы узнаём о том, насколько в действительности «велики» шансы нашей лёгкой промышленности, как развивается туристический бизнес, узнаем о проблемах в образовании и здравоохранении, о принимаемых мерах по преодолению экономического кризиса и предвыборном закулисье.
Для журнала нет неприкасаемых тем и лиц – вот одна из причин успеха издания.
Примечательно и то, что авторами журнала являются люди разных профессий, возрастных категорий, люди, имеющие разные взгляды на происходящее и занимающие разное общественное положение: от мэра и ректора до студента и спортсмена.
Заметно, что «Смоленск» сегодня, продолжая многолетнее сотрудничество с уважаемыми и известными авторами, делает ставку на молодых – это вливает свежие силы и не допускает застоя.
Характеризуя «Смоленск», необходимо вспомнить одно лишенное запаха денег, а потому - непопулярное слово: журнал просвещает читателей. Повествуя на «Смоленск исторический» (так называется одна из постоянных рубрик) о делах давно минувших дней (о событиях и участниках Отечественной войны 1812 года, о Великой Отечественной войне и т.д.), о замечательных людях, живших и сто, и двести лет назад, имена которых звучат и по сей день – Н.И. Хмельницком, Н.А. Мурзакевиче, М.И. Глинке, княгине М.К. Тенишевой, В.Н. Добровольском, Ю.А. Гагарине и др. – всех не перечислить, размещая фотографии старого города, авторы журнала делают одно очень важное дело: из обывателей растят граждан, любящих свой родной город любовью осознанной, граждан, знающих героическое прошлое своего края, растят людей мыслящих.
Постоянное чтение опубликованных в журнале архивных материалов, знакомство с малоизвестными фактами жизни Смоленщины, экскурсы вглубь истории – всё это не просто расширяет кругозор, повышает эрудицию, поднимает уровень культуры, – нет! Внимательный читатель непременно найдёт здесь связь с современностью. Славные дела наших отцов и дедов пробуждают ясную мысль: мы, потомки, вполне достойны лучшего настоящего, чем имеем, и каждый способен внести свою лепту в дело улучшения общего благосостояния, неважно, депутат ты или рядовой работник коммунального хозяйства.
Определяя направленность журнала, можно было бы, перефразируя, заменить сухую официальную формулировку «областной ежемесячный журнал об общественно-политической, экономической и культурной жизни» ёмкой, но нисколько не хвалебной, на мой взгляд, фразой – «энциклопедия жизни Смоленщины: вчера, сегодня, завтра». Удивительнейшим образом на полусотне страниц каждого выпуска умещается колоссальное количество самой разной информации. Читатель найдёт здесь материал или рубрику, отвечающую его запросам.
Меня, как филолога по образованию, привлекают литературные страницы, и в частности, интересны статьи Петра Привалова о Твардовском. Но не только это. Информация о театральной жизни, выставках художников, полемические заметки, психологические раздумья и путевые очерки В.А. Сонина, публикации В.А. Петрова об университетской жизни, уже упомянутые выше страницы истории – всё это побуждает размышлять, спорить, запоминать. Читать «по диагонали» журнал невозможно. И что важно, несмотря на необыкновенное разнообразие материала, человеческих лиц, судеб, сумбура не получается. До мельчайшей детали продумано всё: и содержание выпуска, и композиция, структура.
«Смоленск» – это зеркало, в котором отражается наша с вами жизнь. У журнала есть своё лицо, своя позиция по многим актуальным вопросам, поэтому он и востребован. Поэтому он находит живой отклик в сердцах читателей и люди ему верят. «Смоленск» вполне воплощает то, что называется «независимой прессой». Это обеспечивает его популярность, гарантирует его «самость», его существование в информационном пространстве.
Накануне десятилетия хочется пожелать редактору и авторам журнала новых интересных материалов, творческих идей, неисчерпаемой энергии, жизнестойкости, и самое главное: оставайтесь столь же неравнодушными к судьбе Смоленщины в любые времена!

Виктор ДЕРЕНКОВСКИЙ,
депутат Государственной
Думы IV созыва



 Чиновники боятся
критики
 

В мае этого года исполняется десять лет замечательному областному журналу «Смоленск». Я поздравляю всех, кто принимал участие в создании журнала, тех, кто работал в журнале и сотрудничал с журналом. Я поздравляю бессменного главного редактора Журнала Коренева Владимира Евгеньевича и желаю им - журналу и Кореневу - творческого сосуществования!
Без дифирамбов и лести открыто выражаю своё мнение: журнал выходит в свет и живет, благодаря исключительно заслугам одного человека - главного редактора журнала. Работа Коренева над этим замечательным изданием - не коммерческий проект – это подвиг!
Но разве признают это подвигом судья, общественный или партийный деятель, федеральный чиновник или чиновник местной администрации, о некомпетентности или нечестности которых пишет в своём издании журналист?! Нередко в журнале публикуются материалы, обличающие сановных людей в делах более непристойных, чем некомпетентность. Ни одного коррупционного факта не оставляет журналист без внимания. Как после таких публикаций эти люди могут полюбить журналиста и проявить лояльность к журналу? Они пребывают в страхе, что журналист в очередной раз сорвет с их лица благородные и возвышенные маски и тогда откроются подлинные черты региональных вождей и наставников, и окружающие не обнаружат ни красоты, ни верного служения делу, к которому они призваны, не обнаружат ничего, кроме позора. Поэтому многим в Смоленске, особенно сановным лицам, о которых в журнале помещались критические материалы, не нравятся ни журнал, ни сам Коренев. Кто же из них признается в бесстыдной правде? Естественно, что они с неудовольствием смотрят на журналиста, обращающего их внимание на положение дел в регионе, на беды региона и его несчастья. Совсем плохо для сановников, когда журналист говорит о причинах такого положения и непосредственной ответственности за это сановников.
Ни городская, ни областная администрации не подписывают на журнал свои просветительские и культурные организации и районные администрации. Может быть, с их стороны это масштабная экономия в период кризиса - больше не на чем экономить бюджетные деньги? Но такое положение было и в докризисный период.
Уже несколько лет, как журналу объявлен бойкот, потому что в журнале публикуются если не критические, то острые по направленности статьи. На такое не осмеливается ни одно периодическое издание, выходящее в Смоленской области. Без натяжек можно сказать, что это и не нравится чиновникам.
Согласитесь, что такое отношение чиновников к журналу свидетельствует не только о нелюбви администраций к журналу, но и о недостаточном культурном уровне чиновников.
Журнал нельзя назвать бульварным - это заслуживающее внимания, серьёзное издание. Впрочем, если бы журнал был порнографическим, спрос на него был бы, наверное, в сто раз больше. Но я не советую ради сановников превращать журнал в «порнографическое» издание, и не стану рекомендовать чиновникам читать журнал от корки до корки, но просматривать журнал, конечно, стоит и им.
Язвы на больном теле нельзя излечить, если их скрывать от собственных и посторонних глаз и глаз врача. Так вот, чтобы эти язвы порочной действительности не распространялись и не поразили нас всех, и пишет в своём журнале журналист Коренев. Носители язв мстят журналисту, как могут. Первым делом, «рассчитывая» на суд и судей, уверенные, что суд примет сторону страдающих язвенной болезнью. При хорошем расчете, судьи забывают, что относятся к врачевателям социальных пороков общества. Они становятся на сторону «язвенников», не помогая выздоровлению болящих.
Первая ошибка сановников - гонителей журналистов – умственная и нравственная. Они уверены, что вместе с должностью получают и звание «удельных князей», дающее им право пренебрегать Конституцией страны на вверенной территории. Но правовая основа требует иного. И высший сановник, и его заместители, и чины федеральных управлений обязаны по своему статусу следить за безупречным соблюдением конституционных прав граждан. А вот об этих обязательствах почему-то сановники, поглощенные личными интересами, забывают. В регионах, где замалчивают недостатки из осторожности и боязни, где нет публичного обсуждения общих проблем, никогда не будет заметного развития, потому что его нет в реальности. К великому сожалению и всеобщему огорчению, Смоленская область является устойчиво деградирующим регионом, и причины этого видны и понятны, они лежат на поверхности. Вцепившись во власть, сановники не щадят своих критиков. Радует то, что и возможность наказывать своих критиков у удельной власти ограничена.
Мне рассказывали люди, назвавшие себя очевидцами, если, конечно, они не льстили мне и не пытались опорочить своего бывшего руководителя, в общем-то, выдержанное руководящее лицо, как оно разразилось безудержным бешенством, когда прочитало мой комментарий на свои выступления - «Альтернативы хвойному лесу есть». Тираж журнала «Смоленск», где эти комментарии были опубликованы, стражи гражданских прав – прокуратура, следственный комитет и милиция – ищут до настоящего времени, уже полных три года. На чьём теле эта язва, найти бы её и хоть зеленкой замазать, если нет возможности поступить с ней более радикально. Но нет, не лечится! А то из-за гнева одного высокопоставленного чиновника и услужливых любителей исполнять чужую неправедную волю, с извлечением или без извлечения выгоды с их стороны, всё общество считается социально недоразвитым. Какую тень они на нас бросают!
Как сказал Луций Анней Сенека в «Нравственных письмах к Луцилию», - «…тяжелобольным временное улучшение заменяет здоровье». Так будем стремиться хоть к этому! Призываю помогать журналу, работающему в области профилактики социальных явлений.
На этом я заканчиваю свои рассуждения, но не могу остановиться, есть ощущение чего-то недосказанного. Или ощущение вины, что ко многим замечательным вещам, в том числе и этому достойному и высокопрофессиональному изданию, мы равноценно глухи и слепы. А в действительности это часть нашей интеллектуальной жизни, часть нашего существования. Где мы еще можем почерпнуть информацию о происходящем не на планете в целом, не на пространствах нашей обширной страны, а рядом с нами, с людьми, которых мы хорошо знаем, встречаясь с которыми мы или киваем им головой в знак приветствия, или тепло жмём друг другу руки? Хорошая она или не очень, но это наша жизнь, эти люди составляют наше окружение, а мы их.
Как я могу объяснить неравнодушное отношение журналиста и редактора Коренева к самой реальной реальности, в которую мы погружены ежедневно и ежечасно? Первое, его патриотизмом. Патриотизмом, который он не потерял. Второе, присутствием в его душе нравственных идеалов, от которых он отступить не может. Его гложут сомнения, но он не отступает перед ними. Разве эти качества не достойны звания современного человека?! Он призывает нас, как умеет, быть честнее и справедливее. Разве это его вина, что он не замечает, что эти почти природные человеческие качества в нас давно отсутствуют, и мы сопротивляемся тому, чтобы они снова вернулись к нам? А чем ещё может быть красив человек? Разве богатым имуществом?
Самых больших творческих успехов Вам и Журналу, уважаемый Владимир Евгеньевич, в год вашего десятилетия!
 

Валерий Сонин,
читатель и почитатель журнала



 «Смоленск» в моем сердце
 

Семнадцатилетним юношей я впервые прочитал эти строки Леонида Мартынова в сборнике «Стихи» издательства ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» (1957):

А ты?
Входя в дома любые –
И в серые и голубые,
Всходя на лестницы крутые,
В квартиры светом залитые,
Прислушиваясь к звуку клавиш
И на вопрос, даря ответ,
Скажи:
Какой ты след оставишь?
След,
Чтобы вытерли паркет
И посмотрели косо вслед
Или
Незримый прочный след
В чужой душе на много лет?

Я думаю, что десятилетний возраст журнала «Смоленск», его успех и признание смолянами во всех уголках Смоленщины, доброе и честное имя вошли ясным и отчетливым, добрым и навсегда памятным следом в сердца и умы его читателей.
Говорить и писать о подростковом юбиляре лестно и ответственно. Отмечу главное: он выстоял после первого дефолта, сохранил свое лицо, стабилизировал реноме, обрел свой почерк художественно и содержательно, не дрогнул даже в условиях сегодняшнего мирового кризиса. Он, как птица феникс, взлетел и после майского похищения тиража в 2006 году. Мне последнее действие напоминает известную картину одного из советских художников, изобразившего события разгрома редакции газеты «Искра» царскими жандармами в 1905 году. А ведь, как мы помним из истории, из «Искры» возгорелось пламя... Нет ни одного номера журнала «Смоленск», в котором не было бы своей изюминки, своего шарма от журналистики и краеведения, публицистики и художественного представления смоленских мастеров живописи, акварели, скульптуры, литературных и критических изысканий и осмыслений наследия смоленской поэтической школы, возрождения забытых имен, или встреч с интересными людьми, политических дискуссий, внимания к молодежным проблемам и доброго слова о ветеранах. Это не все рубрики, но они всегда свежи и притягательны, в них профессионализм изложения и животворное дыхание огромного авторского корпуса смолян, среди которых руководители области и представители бизнеса, политики и генералы, рядовые Великой Отечественной и спецназ, прошедший Афганистан и Чечню, Приднестровье и Таджикистан, учителя и ученые всех вузов города, оперативники, разведчики и контрразведчики, уникальные мастера производства и народного творчества, спортсмены-любители и заслуженные мастера спорта, наши мировые и олимпийские чемпионы, личности, оставившие свой след в культуре и славе России прошлой, Советском Союзе, России настоящей.
Журнал «Смоленск» достоин признания и аплодисментов за каждый свой номер, но бурной овации за то, что он борется, ищет, находит всегда своего читателя, который, в свою очередь, отвечает ему любовью и поддержкой. Журнал не сдается, он сегодня истинный смоленский бытоописатель на большом журналистском смоленском поле. Он – воин и созидатель, он действительно оставляет негасимый след в сердцах его читателей в сумасшедшее это время, когда только одни выборы, как весеннее или осеннее обострение, стали опреденным диагнозом психического здоровья кандидатов и избирателей. Хотелось в этом случае привести один из «гариков» Игоря Губермана:

Тянется, меняя имя автора,
Вечная российская игра:
В прошлом – ослепительное завтра,
В будущем – постыдное вчера.

Журнал «Смоленск» и его создатель, бессменный и уважаемый редактор, Владимир Евгеньевич Коренев, всегда со своими читателями ведут честный и правдивый диалог, они слышат его, чувствуют, знают, болеют за него, радуются и гордятся своим читателем. Журналу всего десять лет. По возрасту – он еще ребенок. У ребенка с момента рождения всегда два учителя: гены и социальная среда. Первым учителем близкого всем смолянам журнала стали культурный и исторический опыт наших предков, его наследие, вторым пребывает авторский корпус, чьи имена, профессионализм, компетентность, значимость и престижность у читателей всегда вызывает одобрение, признание, эмоциональный и интеллектуальный отклик.

Петр ПРИВАЛОВ


 ПУТЕШЕСТВИЕ
В СТРАНУ ЗАМУРАВИЮ
 

Десять лет исполнилось журналу «Смоленск». И кому-кому, а мне грешно было бы отмолчаться и не сказать добрых и признательных слов в адрес этого замечательного издания и его редактора Владимира Коренева. Абсолютно уверен, что без «Смоленска» не было бы исхода для массы моих материалов, опубликованных на его страницах. То есть и материалов этих не было бы. Ни серии очерков по истории многопартийности, ни цикла бесед с Алексеем Ивановичем Орловым, ни материалов о дедовщине на АПЛ. А главное – я так и не взялся бы за твардовскую тему. Сейчас как-то самому не верится, но почти три года из номера в номер давал я «кирпичи» под названием «О доблестях, о подвигах, о славе». И редактор их ставил, хоть и ворчал по поводу объёма и «заумности» моих опусов. Более того, они и появлялись только потому, что Коренев требовал сдавать материалы к определённому сроку. Да и толчок к каждой теме давал именно он – вольно или невольно. Или какое-то редакционное задание вдруг получало совершенно неожиданный поворот и продолжение. К примеру, так было с серией очерков о директоре племзавода «Рассвет».
Обращение к истории знаменитого на Смоленщине племзавода «Рассвет» (Новодугинский район) и его не менее знаменитого директора Владимира Яковлевича Усачева для меня самого было неожиданным и даже, можно сказать, нежелательным отвлечением от «главной» темы.
Да и кто из журналистов пишет сейчас про село, в какой газете или журнале вы читали в последний раз про надои и привесы, вспашку зяби, весенний сев, заготовку кормов или «битву за урожай»? Трудно поверить, что не так уж далеки времена, когда эти материалы по «зеленой улице» катили на первые полосы в каждый номер не только районных, но и областных, и центральных газет. И даже отдел культуры не был для журналиста надежным «укрывищем» от набившей оскомину сельской темы с передовыми доярками и механизаторами, килограммами и гектарами.
Был в моей журналистской биографии год, когда я хлебнул этой специфики полной мерой, перейдя из «Смены» в «Рабочий путь». С учащейся молодежи – в сельхозотдел. И оказался (в «возрасте Христа») самым молодым, а значит, самым «командировоспособным».
И вот, почти двадцать лет спустя, когда ни одного уже аса-сельхозника в СМИ не осталось, вот этот мой крохотный опыт, вот этот с ностальгической грустью вспоминаемый кусочек жизни позвал меня.
Хотя насчет «никого не осталось» я все же погорячился. Тот же редактор журнала «Смоленск» Владимир Коренев, еще работая на радио, всю область исколесил, а потом и вовсе пресс-службу возглавлял в областной «Сельхозтехнике». И другой бы так не подтолкнул сразу: «Пиши, а сельский «колорит» я тебе выправлю в случае чего».
Этот первый разговор был 28 сентября (день моего рождения) 2005 года на похоронах Веры Константиновны Тонн, бессменного на моей памяти секретаря областной журналистской организации. Неудивительно, что на ее похороны пришло много журналистов. Но вот появление директора племзавода Усачева стало неожиданностью. Тогда я узнал, что Вера Константиновна была «крестной» почти полувековой «председательской» карьеры Владимира Яковлевича. Будучи секретарем Новодугинского райкома, именно она в конце 50-х «разнюхала» в 20-летнем зоотехнике незаурядного организатора и рекомендовала на бюро. Сколь многим (и я в первых рядах) помогла и до последних дней помогала эта грубоватая внешне женщина.
И вот так она свела нас (еще В.И.Атрощенков с его неуёмной энергией посодействовал), и здесь мы с Кореневым услышали, что Усачёва «уходят». И было сказано, что промолчать нельзя, что «чем можем, поможем». А через месяц поутру садились мы с Владимиром Евгеньевичем в электричку. В Вязьме ждала присланная Усачевым «Волга»...
Вот эта дорога мне особенно запомнилась. Во-первых, давным-давно не было у меня никаких журналистских командировок, и мне тяжело было подняться (если бы не Коренев!). А потом... Поездка эта была явно не кстати. Всю первую половину дороги я жалел, что приходится отрываться от многих горячих дел. Только-только мы объявили, что в декабре проведем чтения, посвященные А.Т. Твардовскому. Первые чтения. Их отсутствие в России становилось все более постыдным в виду надвигающегося столетия поэта. И вот осталось, собственно, полтора месяца, а мы еще даже с рабочим названием не определились (принятое сейчас название «Твардовские чтения» многим резало ухо), не говоря об остальном. Надо было много текстов написать, писем, обращений – об этом и думалось неотвязно.
Но пейзаж за окном менялся и все больше поражал неким однообразием заброшенности и скудости. Всё крепло и овладевало душой ощущение вершащейся беды на сотни верст. Всё громче звучала тема «Слова о погибели Русской земли». Эти невозделанные поля и брошенные дома тысячелетия ассоциировались здесь лишь с нашествием и мором. Той бедой, которую не превозмочь и не избыть вдруг. А мы, как в дурном сне, уже забыли смотреть в эту сторону и готовы повторять внушаемое нам по всем возможным каналам заклинание «все будет хорошо» - воистину, беды не чуя.
Будто из той далекой давности татарского разорения привязалась вдруг строчка «прямоезжая дорожка заколодела, заколодела дорожка, замуравела». Это «заколодевшее» и «замуравевшее» пространство совсем уже близко придвинулось к гладкой полоске асфальта от Вязьмы до Новодугина.
В Твардовском я в ту пору еще был нетверд, но, видимо, уже достаточно он присутствовал, потому что тогда мелькнуло впервые – «страна Замуравия»... Как эхо знаменитой поэмы. И я рассматривал эту «страну» в числе вариантов заголовка получившегося очерка о «Рассвете» и его директоре. Но показалось слишком общо и отвлеченно, и требовало расширения. Поэтому строчку из Твардовского «А ты самих послушай хлеборобов» я взял в заголовок как бы взамен и подкрепил эпиграфом, чего никогда не делал. Но уж больно в точку, по ситуации, пришлись эти слова:
И врать им нынче нет нужды особой, -
Все превзошли,
А с поля не ушли.
Казалось бы, дело за малым: вы, кому поручено и положено, только послушайте, услышьте этих людей. Но, видать, не так просто: сколько веков уже этот стон на Руси к «отцам-управителям» – «не внемлют». Это еще Державин говаривал, адресуясь к «властителям и судиям»:
Не внемлют! Видят – и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодействы землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.
Порой вспомнишь вот так – и только руками разведешь: не впервой. А сколько сердца, сколько любви и боли потребно, чтоб вот так, в четырех строчках всё сказать – не устрашась. В XVIII веке написано... И, думаю, не раз мы убедимся здесь, сколь велика Россия истинными сынами своими, едиными в беззаветном и «неутешительном служении» ей.
Закавыченные слова адресованы М. Гефтером Пушкину и Твардовскому. Но я говорил уже, под каким знаком проходила первая поездка и встреча с Усачевым в родном его «Рассвете». Первые Твардовские чтения в Смоленске совпали по времени с публикациями очерка об Усачеве в двух номерах журнала «Смоленск» (№12 2005 и №1 2006) и шли как бы в блоке с моими материалами к Чтениям.
Вторая поездка состоялась опять-таки через месяц после Чтений – уже вторых, и за несколько дней до поездки в Москву на презентацию нашего первого сборника «По праву памяти живой».
Наверное, вполне логично, что беседы с В.Я.Усачевым, работа над очерком и его продолжением (этой «анахроникой»), поездки в Новодугино определенным образом переплелись и стали для меня неким неразрывным составляющим «твардовской темы». Тем более, я никогда не представлял ее для себя как узколитературную. И эпиграф из А.Т. к первому очерку, поставленный «вдруг», меня, что называется, повёл.
И до такой степени, что директора племзавода я начал воспринимать натурально как одного из любимых героев – то «Дневника председателя колхоза» и «рибшевских» очерков, то «Набросков неудавшейся повести». (Это почти всё – первый «настоящий» председатель лучшего на Смоленщине колхоза «Память Ленина» (ныне Духовщинский район) Дмитрий Прасолов, открытый юным Твардовским). А то и «Страна Муравия» вспоминалась – настолько близко «ложились в текст» наши диалоги с Усачевым.
Ведь и вопрос приходилось ставить прямо по Моргунку. Помните, как в «Стране Муравии» эта мятущаяся крестьянская душа к Сталину мысленно обращалась?
И с тем согласен я сполна,
Что будет жизнь отличная.
Но у меня к тебе одна
Имелась просьба личная.

Вот я, Никита Моргунок,
Прошу, товарищ Сталин,
Чтоб и меня, и хуторок
Покамест что… оставить.

И объявить: мол, так и так, -
Чтоб зря не обижали, -
Оставлен, мол, такой чудак
Один во всей державе…
Вот уж где анекдот: там в колхоз пихают – открещиваются до последнего, тут из колхоза гонят – не пойдем. Опять же до «один во всей державе» пусть останется Усачёв со своим племзаводом… Ведь снова силком, не мытьем так катаньем. Так и чертыхнешься иногда: где ж она – Правда, за кем она, дадут ли разобраться когда-нибудь – самим?
Вообще, что толку, что журнал серией публикаций, обращениями редактора Коренева к Президенту, министру, губернатору добился своего рода отсрочки для Усачёва? Всё равно через пару-тройку лет пришлось ему уйти с поста, отдать отлаженное хозяйство в чужие руки.
А с другой стороны, может, вот эта история тот самый шанс и есть?! Попробовать разобраться. Здесь и сейчас, не растекаясь по глобусу, не откладывая до «посвободней», не залезая в необъятные архивы истлевших накладных и актов. Ведь вот как с другим председателем – с Прасоловым – получилось: он же не из архивов взялся и не просто в семейный архив, а в историю российскую навечно вошел как носитель и олицетворение Идеи. Первый на Смоленщине настоящий новый хозяин (так один очерк у А.Т. и назван). А Усачев ведь ничем не хуже хозяин – и знатный, и настоящий, и уже так обозначилось, что… последний. Сам Владимир Яковлевич говорит, что последнее их хозяйство осталось почти не тронутое, последний островок (как бы «островитяне» Твардовского наоборот). То есть, получается, финиш, конец всем этим «иллюзиям» и мечтам (не только Твардовского) о «новой социалистической деревне».
Уже после публикации очерков я начал читать и перечитывать колхозную прозу А.Твардовского – она весьма велика и значительна. Здесь не только «Дневник» и «Неудавшаяся повесть», но и блестящие очерки, рассказы (наверное, последние два слова следует писать через дефис), корреспонденции. Потом взялся за поэзию, поэмы. Не только «Страну Муравию». Узнал и про другие, тоже «колхозные». И всё это богатство – смоленское (до 1936 года, до Москвы) и, в основном, вовсе нечитанное… И что нам осталось сейчас от той славной истории?
«Сегодня Рибшево – это небольшая деревня в 25 жилых дворов, от былого богатого колхоза не осталось почти ничего. Нет ни ферм, ни конюшен, ни электростанции, ни клуба, ни церкви, ни библиотеки, ни мельницы – ничего! Сейчас мало что напоминает о том, что здесь когда-то бурлила жизнь. В 1986 году закрыта школа; дом культуры, дом–лаборатория, где когда–то жил Твардовский, почта сгорели. Остались от них только фундаменты зданий и воспоминания местных жителей», - рассказывал на первых Твардовских чтениях старшеклассник Смоленского педагогического лицея Иван Семенов.
А ведь это то самое РИБШЕВО, откуда родом и «Дневник председателя», да и вся почти поэзия новой жизни в стихах и прозе. Это то РИБШЕВО, которое дало «ответы на все вопросы», на все сомнения юной души, взыскующей идеала. Этот победительный «грузовик из Рибшева» радостно «грохочет по настилу нового моста» по сей день.
Одно дело Гремячий Лог и Давыдов, которые «классическая литература». Но, оказывается, совсем иное – Рибшево и Прасолов. Они реальны, они были – и … почти ничего не осталось. И, значит, всё было зря, всё было «иллюзия», как сейчас принято говорить?! И такая же иллюзия – «Рассвет» и Усачев? Ведь это же прямо близнецы, прямо до буквальных совпадений, как и нарочно не придумаешь.
Вот герой «Дневника председателя колхоза» (опубликована повесть в 1932 году) замечает, как течет зерно из рваных, кое-как завязанных мешков, разъясняет колхознику о «симуляции», после чего бабы аккуратно латают «тару». А вот директор «испеченного на скорую руку совхоза» Усачев натыкается на дорожку из удобрений от железнодорожной станции до склада (книга смоленского журналиста Аркадия Глазкова «Земное притяжение» - М.: Моск. рабочий, 1981). Предлагает водителю самосвала сделать несложный арифметический подсчет и отправляет уплотнить борта. Эту операцию проделывают со всем транспортом.
Вот Владимир Яковлевич со своими помощниками «решили начать с хлеба». «Уже много лет, - передает ход их размышлений А. Глазков, - земля не видела настоящего ухода, не получала удобрений. Навоз из года в год вывозили только на ближайшие к фермам участки, дальним полям доставался лишь помет пролетавших над ними птиц». Эту же фразу про птиц мы слышим от Дмитрия Прасолова, рассказ которого записал Твардовский.
Таких параллелей множество и в стиле руководства, и в высказываниях, и в непрерывной постановке новых задач, казалось бы, неосуществимых – и обязательно решаемых. У них, Прасолова и Усачева, порыв общий, мечта одна.
Продолжая эти сравнения, трудно не соблазниться и общностью «неутешительного служения» руководителей хозяйств. Усачева упорно «уходят», а Прасолова и вовсе в роковом 1937 году (уже после переезда А.Т. в Москву) посадили по ложному навету. В родной колхоз он больше не вернулся…
Нет, Дмитрий Филиппович не сгинул в Гулаге (такую версию приходилось слышать). В 1940 году, как установила сельская учительница К. Панасюк, его реабилитировали (редкий случай) не без участия Твардовского. А потом, как и большинство смолян, он погиб на войне. А без него… Ну, мы уже знаем: не получилось хепи энда у Рибшева, у колхоза «Память Ленина». И не только у этого колхоза, напомнят мне. Да, не только. И легко сказать, как «официально» уже заявлено: негодная система. Все дело в системе.
А вот Усачёв не согласен, и всей жизнью доказывал правоту – не только свою, но и поэта Твардовского, и многих-многих безвестных самоотверженных тружеников на общее благо.
Наверное, чтобы вполне понять всю силу того – 20-х – 30-х годов – порыва крестьянства, особенно сельской молодёжи, к новой жизни, необходимо прочесть раннюю лирику Александра Твардовского, его первые «смоленские» поэмы. Таких законченных поэм – пять (иногда говорят шесть, а то и семь, причисляя «Молочный колхоз», «Моргуниху» (переделка запрещённого и сожжённого цензурой «Мужичка горбатого») или какие-то другие наброски и замыслы). Вот этот пробудившийся во мне интерес к «крестьянской теме» у А.Т. привёл к публикации в прошлом году одной из забытых поэм Твардовского «Путь Василия Петрова» в журнале «Смоленская дорога».
Поэма не переиздавалась 75 лет. А вещь, между прочим, из самых знаковых и в жизни, и в творчестве поэта. И не только в том дело, что кулаку-кузнецу дал Твардовский отцовское прозвище – Гордеич. То есть как бы основание дал нынешним злопыхателям: мол, для красного словца не пожалею и отца. Как раз вся эта поэма не для красного словца написана, а по живому, по самому больному режет автор – искренне и честно. И мужицкие метания, сомнения, и перегибы первой поры коллективизации – всё это отразилось в немудрящей, казалось бы, истории рвущегося в «крепкие хозяева» бедняка Василия Петрова. И таких Петровых большинство на деревне было. Советская власть им землю дала, призвала крестьян: обогащайтесь, становитесь культурными хозяевами. С высоких трибун говорили о «мирном врастании кулака в социализм». Но не вышло – сохранилось, а кое-где и усилилось расслоение крестьянства, «обогащаться» далеко не у всех получалось. И вот – коллективизация в ударном порядке.
В автобиографии Твардовский пишет, что коллективизация стала для него тем, чем для старшего поколения была революция. А это и была самая настоящая революция, период «коренной ломки» тысячелетних устоев крестьянской жизни, где пуп земли – этот надел, на котором «посеешь бубочку одну – и та твоя».
Как мучительно рвётся эта пуповина, эта кровная связь со «своей» землёй и хозяйством! Василий Петров вступает в колхоз под давлением, но после сталинской статьи о «головокружении» выходит из него, как и многие. И возвращается – уже сознательно, понимая безысходность полунищенского своего состояния. Именно он сбивает замок с кузни Гордеича, которую на колхозном собрании решили обобществить. Таков «путь Василия Петрова», типичная история «Вступления» (так называлась поэма в отдельном издании»).
Эта поэма, опубликованная в 1932 году, немало последствий имела для Твардовского – не только в отношениях с отцовской семьёй. Она получила даже некое мистическое продолжение четверть века спустя. И это продолжение как бы открыло мне глаза на Твардовского «настоящего», на главную его боль и дело всей жизни. Ведь это легко сказать – был крестьянский поэт и вдруг... оставил колхозную тему.
Уже привычно открываю дневник (Рабочие тетради) А.Т. на 1957 году. Переломное в жизни поэта время. Была у него здесь, как я для себя окрестил, «Ялтинская зима» (декабрь 1957 – февраль 1958 года). Болезнь дочери Ольги привела Твардовских в эту «всероссийскую здравницу». Александр Трифонович готовит к изданию первое свое собрание сочинений и богатейшие записи делает в дневнике, подводя итоги, определяя планы на ближайшее и отдаленное будущее. Полная и беспощадная ревизия. Интереснейшие свидетельства раскрепощения духа и сознания после «культа» и перед вторым приходом в «НМ». Любопытнейшие встречи и беседы пришлись вот к этому состоянию духа, вот к этому очередному распутью.
Сейчас кажется, что только после первой поездки в «Рассвет», после бесед с Усачевым обратил внимание (в глаза бросилось!), как мучает Твардовского его «смоленщина-довоенщина». Как ищет он некоего исхода, завершения темы, оборванной войной. Ищет сказать то, что открылось глубже и дальше. Но если «дальше» нельзя ему сегодня, стоит ли ворошить всё это? Его просто разрывают сомнения.
«Ялта. 26.1.58 г. Так сегодня думал-думал и хорошо додумался, что книгу прозы мне следует начинать не далее, как только с «Родины и чужбины», как она печаталась в «Знамени» и понесла название «фальшивой прозы» — по заглавию гнусавца В. Ермилова, спешившего «попасть в точку» так, что он ограничился обозрением лишь 1-й части (продолжение еще не выходило из печати). С «Родины и чужбины» — оставляя на суд потомков, как и «Дневник предколхоза», все довоенные очерки и рассказы, хотя с тех пор еще не читал их (боялся как-то взяться, хотя лежат эти папочки на столе справа — Маша привезла). Может быть, как и думал когда-то, я помещу кое-что из них в виде приложения к т. I. Но это — видно будет».
Любопытно, не правда ли? Сначала попросил жену собрать и привезти материалы из Смоленска – и «лежат папочки», боится(!) взяться. И не перечитывал «с тех пор»(!), однако ж, «хорошо додумался» начать лишь с «Родины и чужбины». Ей-богу, впору заподозрить Твардовского в предвзятости и недоброжелательстве к творцу «смоленщины-довоенщины». И в непоследовательности. Вот он записывает уже на следующий день:
«Ялта. 27.1. Когда стал читать вчера очерки из «Рабочего пути» (33 — 36), то увидел, что нужно более подходящие из них поместить в книге. Они своей дельностью, достоверностью и тенденциозностью от чистого сердца просто очень мне понравились. Забываясь, читал с интересом, как будто «открыл» молодого талантливого, знающего дело очеркиста, почти писателя. Странное дело, что многое там по части колхозного устройства предвосхищает то, о чем заговорили только в послевоенное время. Вообще — после войны как будто все сначала началось в колхозах. Хотя это был уже другой слой, но в нем опять же виднелись отпечатки прежних противоречий и трудностей. Все это как-то нужно выразить в предисловии. Но главное — в «Смоленске и Смоленщине», где опять оглянуться на все, начиная с «Вопросов крестьян с Рибшева» («и ответы были правильные»).
Почему я решился поместить в книге эти четвертьвековой давности газетные очерки (в которых многое определялось уже их обычным размером — «подвальной» статьи)? — Потому, что в них достоверность тогдашнего свидетельства во всей, может быть, наивности и т. д. Потому, что и новый слой (колхозной жизни) нес на себе отпечатки прежних трудностей и противоречий. Потому, что это уже — история. И наконец, это документы, имена, записи о людях, которых в большинстве уже нет на свете,— этих ранних тружеников колхозного строя 30-х годов на Смоленщине. Пусть им казалось, что все уже ясно и что прошлое уже тогда было далеко позади, хотя на самом деле этого не было.
За исключением двух-трех случаев, когда действительные имена заменены вымышленными, здесь все — документально: имена, адреса, события.
Теперь многое уже приобрело ценность документальную: названия колхозов, цифры, выработка, ручной труд.
Горести и радости первых лет колхозного строя».
Это удивительно, как у нас совпало восприятие! Ведь, читая эти газетные очерки, я переживал то же самое радостное чувство открытия «молодого талантливого, знающего дело очеркиста, почти писателя». И вот эту «достоверность тогдашнего свидетельства во всей, может быть, наивности» и свежести чувства жизни я ощущал в его смоленских стихах, поэмах, повестях – во всем. Переживание этой записи было сродни тому, как в мелодрамах мы радуемся за героя, который мучился под гнетом тяжких и ошибочных подозрений – и вдруг прозрел; счастливый финал. Но это не был ещё финал. Хоть всё, вроде бы, развивается, как положено, но проскальзывают-таки тревожные нотки.
Может, не пришлось бы нам сегодня гадать, сколько там было написано в Смоленске крестьянских поэм; может, уже в первом томе увидели бы мы все лучшие очерки и корреспонденции молодого Твардовского о колхозном строительстве, если бы не поразительная встреча в эти самые переломные дни. Здесь, в Ялте, случайно столкнулся Твардовский с, пожалуй, единственным (он сам так отмечает) своим сверстником из родных мест – председателем колхоза, в который входило и его родное Загорье, и Сельцо, и проч. Они никогда раньше не встречались – и надо же так. И того круче – председателя звать-величать... Василий Петров. Это как бы явление во плоти давнего литературного героя, пережившего войну, и четверть века уже отмерившего той колхозной жизни, которую выбрал когда-то. Каждому ли выпадала такая очевидная очная ставка с прошлым?
О чём они говорили? Сегодня это не секрет: подробно записал состоявшуюся беседу в дневнике Твардовский. И не раз мыслями к ней возвращался, и немалые последствия она имела – и для поэта, и, думаю, для нас с вами, для всей литературы русской. Но это особая и долгая история, подтолкнувшая меня к новым поездкам в «страну Замуравию». Если интересно, то об этом прочтёте в следующих номерах журнала «Смоленск» - дай бог ему успеха и процветания на многие годы!