С детского сада помним мы нехитрую загадку: в каком слове семь букв «я»? Правильно – семья. И, конечно, автор этих строк не единственный, кто в свое время поразился открытию, что, оказывается, семья – это не просто папа с мамой и кто там еще живет в квартире. Оказывается, давным-давно все знают, что это – размноженное «я» (или размноженное «ты», читатель). А дальше, что хочешь, то и делай с этим открытием; как хочешь – так и понимай.
Можно, например, сказать, что семья Твардовских из дер. Загорье Переснянской волости Смоленского уезда (под первыми газетными заметками Саши этот адрес) – классический образец: у Трифона Гордеевича и Марии Митрофановны было именно семеро детей. Но чем дальше, тем сильнее становится впечатление, что об этих «семи я» мало кто знает.
В рамках вторых Твардовских чтений 19 декабря 2006 года с делегацией преподавателей и старшеклассников московской школы им. Твардовского побывали мы на «малой родине» поэта: в избе-музее «хутор Загорье», в починковской школе им. Твардовского, в районном музее, где довольно большая экспозиция посвящена поэту-земляку. В отличие от московских гостей, как это ни странно, в школьном и районном музеях я был впервые, в Загорье – второй раз, и именно москвичи мне рассказывали, как здесь было, когда ничего не было. Те, кто внимательно читал Твардовского, знают, что еще до войны на месте хутора было поле.
Директор школы Андрей Максудович Исхаков вспоминал об экспедиции по определению точного места расположения родового гнезда поэта. Конечно, ни москвичи, ни кто-то другой никогда бы его не нашли, если бы не живший тогда в Починковском районе Константин Трифонович. Это была его идея, и немало московским школьникам пришлось земли перекопать, пока не обнаружил старший брат поэта … уголь и шлак, неизгладимые за много лет следы знаменитой кузницы, увековеченной Александром Твардовским. А Константин в ней и работал с отцом с молодых ногтей. Вот на этом месте, по решению областных властей, и поставили затем реставраторы хутор.
Но, странное дело, и в Загорье, и в Починке из всей большой семьи Твардовских, кроме самого Александра Трифоновича, поминали, в основном, брата Ивана, который был на четыре года младше поэта. Упоминание об остальных братьях и сестрах сводилось, практически, к демонстрации известного семейного снимка. Особенно это бросалось в глаза в районном музее. Биография, множество фотографий, личные вещи, воспоминания Ивана Трифоновича. Жена Ивана Трифоновича, трагедия бездетности… Я вовсе не против, что вот так всесторонне представлен брат А.Т. Но что же все остальные? Тот же Константин Трифонович гораздо дольше жил и замечательно трудился в Починковском районе. У него тоже была жена, даже две. И та же самая трагедия… Ничего этого нет.
После того, как я побывал в музее московской школы, мне необыкновенно странным показалось отсутствие каких-либо упоминаний на «малой родине» о семье самого Александра Трифоновича. А ведь с 20 лет и до последних дней жена Мария Илларионовна, а затем дочери Валентина и Ольга, умерший в младенчестве сын Саша были для поэта неотрывной составляющей не только жизни, но и творчества.
Это было никак не меньше, чем родная семья в детские и юношеские годы, а если говорить об узах любви, дружества и взаимопонимания, то и больше. В этом плане из всей семьи Трифона Гордеевича какие-то аналогии можно провести, пожалуй, лишь с братом Константином, с которым было общее детство в замкнутом хуторском мирке, общая учеба в Смоленске и в родных краях. А потом можно говорить и о некой жертве Константина, когда он взвалил на собственные плечи самые серьезные хозяйственные заботы по ведению хуторского хозяйства. И Александр получил возможность писать.
Год 2008-й для всех читателей и почитателей Твардовского особенно значим. 28 января исполняется сто лет со дня рождения жены поэта – Марии Илларионовны. Это огромнейшая, к сожалению, слабо изученная и разработанная тема: какова ее роль в жизни и творчестве А.Т. Но она и сама была одаренным человеком, и ее работы по подготовке и публикации творческого наследия А.Т., ее статьи и письма - в числе безусловно лучших из известных мне работ.
А буквально через пару месяцев такая же круглая дата у еще одного дорогого и значимого для поэта человека – его старшего брата. Мимо двух этих юбилеев непростительно пройти, не заметив; перед памятью поэта непростительно.
И вот сегодня берет слово Виктор Николаевич Станкевич. И он сам, и его жена Валентина Алексеевна (скорее, порядок должен быть обратный) давние члены так и неоформленной организационно партии – друзей Твардовского. Они вместе с В.Д.Савченковым представляли починковцев на первых Твардовских чтениях. Участвовали в обеих поездках на Новодевичье кладбище в годовщину смерти поэта (то есть они у истоков этой традиции). Валентина Алексеевна – создатель музея в починковской школе, автор замечательного методического пособия по изучению творчества А.Т. Что касается Виктора Николаевича, то он достаточно рассказывает сам о собственном вхождении в «твардовскую» тему. Не приходится удивляться, что и предлагаемые вашему вниманию воспоминания Константина Трифоновича вдова прислала Станкевичам. Не стану высказываться на тему, чьи воспоминания (Ивана или Константина) лучше. Бесспорно одно: Костя гораздо лучше знал не только детство и юность Александра, целиком прошедшие на его глазах, но и всю окружавшую их жизнь, историю рода и т.д. В этом несложно убедиться, приступив к чтению вот этих семи тетрадок его воспоминаний.
Не будем утверждать, что они никому не известны: это не первая публикация. Печатались они в свое время в районной газете, были взяты оттуда в солидное академическое издание. Но, бесспорно, их можно по праву назвать малоизвестными, особенно в некоторых местах, которые по тем или иным соображениям были сокращены, например, в упоминавшемся академическом издании под ред. П.Выходцева. Сокращения эти – вовсе не технического порядка, и поскольку в сибирском журнале опубликован более полный вариант, не только можно, но и должно, на наш взгляд, с ним познакомиться, а затем и высказаться по некоторым давно назревшим вопросам.

Старший брат Константин

Автору этих строк судьба подарила близкое знакомство и дружбу с двумя братьями Поэта: старшим – Константином Трифоновичем и младшим – Иваном Трифоновичем. Оба – также не обойденные талантами, прожившие сложные, с трагическими периодами, жизни. Но речь сегодня пойдет о старшем брате Александра Трифоновича - Константине.
Родился он 7 марта 1908 года в деревне Белкино Ельнинского уезда (ныне Глинковского района) Смоленской губернии, куда молодая чета Твардовских переехала из дер. Барсуки (Краснинского уезда). Белкино было маленьким имением почти уже разорившегося помещика Песляка, который имел у себя и кузницу. Вот ее и взял в аренду Трифон Гордеевич Твардовский. Поместье Песляка было недалеко от родительского дома Марии Митрофановны (д. Плескачи всего в 2-х км), - что было весьма удобно. Но жить без хозяйства, т.е. без участка земли (как пишет К.Т.) Мария Митрофановна была не приучена, и вскоре молодая семья решилась на покупку 11 десятин земли пустоши Столпово, получив кредит в Крестьянском поземельном банке. С 1909 года и началась загорьевская жизнь молодой четы Твардовских.
Константин рос крепким, сметливым мальчиком, успешно постигая крестьянскую науку, обучаясь около отца кузнечному ремеслу, отдав впоследствии этой «огненной» профессии многие годы жизни. В 1922 году он закончил 5 классов Ляховской школы, после чего учиться больше уже не пришлось.
Живя в Загорье, Трифон Гордеевич, чтобы, как он выражался, «заработать копейку», пускался в отхожие промыслы, а в 1916 году попал на фронт 1-ой мировой. В эти трудные для семьи времена старший сын становится, без преувеличения, главным помощником матери в нелегкой крестьянской жизни. Он уже умел пахать, косить, управляться со скотом. А если надо – поработать и в кузнице. От отца, генетически, Константин Трифонович заполучил хорошее здоровье, отличный голос и слух, любовь к труду и... лошадям. А его прямота в высказываниях и бескомпромиссность (свойственные и Т. Г.) нередко осложняли и его жизнь.
Дата 19 марта 1931 года известна как день, когда семью Твардовских приехали «раскулачивать». В это время Константин уже жил в гражданском браке с учительницей Аниковской школы А.Ф. Соловьевой. Брак не оформляли, т.к. в этом случае последняя могла подвергнуться репрессии (будучи родственницей кулаков) и тоже сослана. Уже находясь в ссылке, Константин узнал, что у него родился сын, который, к несчастью, вскоре умер младенцем.
С места поселения Константин вместе с младшим братом Иваном трижды убегали, и только последний побег увенчался успехом. Настроения и намерения у братьев были разные: Константин «летел» к своей любушке-жене на малую Родину, где и был задержан. За побег с места поселения получил 3 года ИТР (Сталинских лагерей). Иван стал в поисках работы и жилья странствовать по стране. Как выразился Константин Трифонович: «У каждого из нас определилась своя дорога «хождения по мукам...»
После отбытия наказания в 1935 году Константин Твардовский уехал на Кубань. Жизнь налаживалась трудно. Клеймо судимого, сына кулака, приходилось постоянно ощущать своей спиной.
Работал в хорошем колхозе кузнецом. Постепенно был решен вопрос о создании семьи. Казачка Евдокия полюбила нашего земляка и была спутницей его жизни до 1975 г., до самой своей смерти.
Грянула Великая Отечественная. По словам Константина Трифоновича, к войне его хорошо подготовили: он прошел военную подготовку в кавалерийской полковой школе, где получил звание «старшина». Воевал в 7 казачьем корпусе, в эскадроне конной разведки. (О фронтовых эпизодах в жизни Константина Твардовского много писалось в журнале «Смоленск» №3 (23) в марте 2001 года). В ходе Керченской войсковой операции имел тяжелое ранение. Награжден орденами «Славы III ст.», «Орденом Отечественной войны I ст.» медалями «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и рядом других. На фронте вступил в ряды ВКП (б).
После войны, до 1951 года, прожил на юге, преподавал кузнечное дело в краевой школе механизации, однако Смоленщина звала...
Выбрал место нового жительства – совхоз «Лонница» Краснинского района, где кузнецом работал до самого ухода на пенсию. Обустроил добротный дом, посадил сад, в свободное время увлекался охотой. В коллективе совхоза, своем окружении, пользовался заслуженным уважением и авторитетом. Был избран народным контролером, о чем свидетельствует награда - нагрудный серебряный знак (рядом с боевыми).
Каким же образом Константин Твардовский стал в конце своей жизни сибиряком, новосибирцем?
Как я уже выше писал, в 1975 г. умерла его жена Евдокия Кононовна. Овдовев, Константин вспомнил о давней знакомой по периоду своего почти годового лечения в 1943 г. в Новосибирском тыловом госпитале. Знакомая – работник библиотеки – в то далекое время обращала заинтересованное внимание на активно читающего тяжелораненого. Был 1980 г. Списались.
Ответ Полины Григорьевны Гордеевой был такой: «Тоже вдова. Помню и люблю...» И вот два одиночества соединились. Ему 72, ей 56. И прожили они в мире и согласии 22 года...
Умер Константин Трифонович 13 июня 2002 года. Похоронен на кладбище под березами станции Издревая (с-з «Мичуринец») Новосибирского района одноименной области.
Знакомство мое (автора этих строк) с Константином Трифоновичем Твардовским произошло в далеком теперь 1974 году. Молодой сотрудник Виталий (в прошлом молотобоец - подручный у кузнеца Твардовского) появился в отделе учреждения, где я тогда работал. Он рассказал, что родом он из пос. Красное, увлекается охотой и пригласил меня однажды «на зайцев», заметив, что охотиться будем с братом Александра Твардовского – Константином Трифоновичем, владельцем (держателем) хороших русских гончих собак.
И вот я уже утром жадно вглядываюсь в лицо моего нового знакомого. Замечаю большое сходство с портретом его знаменитого брата: такой же крутой лоб, небольшой, слегка вздернутый, словно у мальчишки-озорника, нос, гладко зачесанные назад волосы.
А глаза! Какие замечательные васильковые глаза! Не удивляюсь, что они покоряли женский пол...
Связь с Константином Трифоновичем я не потерял и после его переезда в Сибирь. Бережно храню 64 его письма и 13 писем от Полины Григорьевны Твардовской (с ней моя семья переписывается до сих пор). Дважды, в 1992 и 2000 гг. побывал в гостях у четы Твардовских в Издревой (пригород Новосибирска). Сколько у нас было переговорено, каких материй мы ни касались! При этом Константин Трифонович всегда удивлял незаурядной начитанностью, обостренным, ненасытным интересом к современным проблемам жизни, самобытными мыслями, умением слушать собеседника и желанием его понять. Сердцевиной бесед было, конечно, творчество Александра Твардовского. В ходе последней поездки с Издревую, которую мы осуществили совместно с женой Валентиной Алексеевной, мною был снят видеофильм (протяженность 2,5 часа), в котором ветеран делился воспоминаниями о загорьевском периоде жизни семьи Трифона Гордеевича.
Активное участие Константин Трифонович принял и в воссоздании своего родового гнезда – музейного комплекса «Хутор Загорье». Своим долгом он считал возрождение загорьевской кузницы. Объездил всю округу, разыскивая нужную наковальню и необходимые кузнечные принадлежности.
Ему уже было 80 лет, а он дважды приезжал из Новосибирска, делал замечания строителям, поправлял брата Ивана.
Когда в 2000 г. я упомянул о книге брата Ивана «Родина и чужбина», вышедшей в свет в 1996 г., Константин Трифонович неожиданно спросил: «А мои воспоминания ты не читал? Я их в 1982 году отправлял вашему редактору (Починковской районной газеты «Сельская новь») Павлу Сергеевичу Стародворцеву. Конечно, круг читателей и подписчиков у газеты небольшой...» Я ответил, что не читал, т. к. в Починок приехал на жительство в конце 1983 года. Константин Трифонович потянулся к полке. «Вот они, семь ученических тетрадей с моими воспоминаниями. Посмотри. В них на многое найдешь ответы», - сказал хозяин.
Кратковременное пребывание в гостях не дало мне возможность полно ознакомиться с ними. Но мне пообещали, что когда эти воспоминания будут опубликованы (то ли в «Сибирских огнях», то ли в журнале «Горница») - они обязательно вышлют нам экземпляр.
Выполнить обещание пришлось уже Полине Григорьевне, после смерти Константина Трифоновича. Умер он на 95 году жизни и до конца имел светлый ум, хорошую память. Озаглавлены воспоминания были так (сохраняю орфографию оригинала) - «Записки автобиографические о жизни Ал. Твардовского с рождения до возраста 18-ти лет в семье отца и матери М. М. и Т. Г. Твардовских».
Очень жаль, что воспоминания заканчивались серединой 30-х годов. Видимо, Константин Трифонович описывать свою «одиссею» жизни не посчитал нужным...
Автору этих строк представляется, что указанный период в жизни семьи Твардовских Константином Трифоновичем описан подробнее и глубже, нежели в воспоминаниях младшего брата Ивана Трифоновича.
Предлагаю в этом убедиться и читателю.
Виктор Станкевич,
г. Починок.
Фотографии из архива семьи Станкевичей.

ВОСПОМИНАНИЯ
КОНСТАНТИНА ТВАРДОВСКОГО

Тетрадь первая
Деда, Гордея Васильевича Твардовского, как бы впервые увидел, когда мне было лет пять. Это был очень старый человек, выше среднего роста, седой — с прозеленью в густых волосах, с такой же седой бородой не очень большой, но лысины у него не было. Опершись на длинную палку и держа под мышкой большую книгу в переплёте из дерева и кожи, дед пас скотину и читал эту книгу.
В то время я не мог судить — красив ли дед. Это пришло намного позже.
Бабушка наша, Зинаида Дмитриевна, хотя была намного моложе деда, однако тоже помнится старенькой, небольшого роста, волосы полуседые. О других качествах бабушки того времени я сказать ничего не могу.
Интересно, что мать и отца я запомнил несколько позже. Видимо, общались мы с дедушкой и бабушкой больше, чем с отцом и матерью. Дед делал нам очень незатейливые игрушки, а больше пел нам солдатские песни. В то время, о котором я пишу, Александру было годика три или чуть больше, в семье его звали Шурой, а дедушка называл Шурилка-Мурилка, и Шура охотно принимал такое обращение.
Когда мы стали постарше, дед показывал нам ружейные приёмы, сам себе командовал «на караул — к ноге!» и так далее. Молитвам он нас не учил, хотя сам молился довольно долго и почти полностью вслух. Если мы в это время начинали баловаться, дед поворачивал голову в нашу сторону, крепко загибал по-русски и, как ни в чём ни бывало, продолжал молитву.
Также рассказывал дедушка о своей родине, упоминал город Бобруйск, реку Березину, деревню, в которой жил и откуда был взят в солдаты. Говорил, что дома остался его брат богатырской силы и роста, а еще рассказывал про город Варшаву и что во время прохождения службы присягал четырём государям, чем, видимо, гордился. Но все его рассказы строились не для детского понятия. Так что по рассказам деда служба в Варшаве и особенно «присяга», и что такое крепость и артиллерия — мы, конечно, понять не могли. А вот песенку (и даже не одну, а две) хорошо запомнили:
И шумит, и гремит —
Дробен дождик идёт,
И кто меня, молодую,
До дому доведёт.
Отозвался казак
На солодкам меду,
Гуляй, гуляй, молодая,
Я до дому доведу...
Вторая песня была частью пушкинского «Полтавского боя». Особенно нравились слова, что Император сам ружьём солдатским правил и пушки заряжал.
Про деда много придется записать, но это уже из рассказа бабушки, которая нам поведала в долгие зимние вечера, греясь на русской печке без света, а печь наша была очень объемная, так что сразу можно было греться почти всей семье. А рассказать было что. Бабушка родилась и выросла в Варшаве. Отец её — Илья Тарасов — служил вместе с нашим дедом, и были они одного года призыва. Родом отец нашей бабушки был из Смоленской губернии Краснинского уезда, из деревни Барсуки (ныне Монастырщинского района). Как дед Гордей, так и прадед Илья были крепостными, и даже бабушка несмотря на то, что родилась в Варшаве в солдатской семье. Она тоже была крепостная до отмены крепостного права.
Продолжение следует.