По мере отступления немцев в
марте 1943 года, бой все стремительнее
приближался к нашей деревне, и как только первый
наш солдат вошел в деревню, шквал снарядов и мин
обрушился на нас. Все вокруг сотрясалось от
взрывов в течение суток, горели дома, люди
искали убежища, обезумевшие животные искали
спасения. Наконец, наши солдаты вывели нас из
зоны боя в деревню Карпово, что примерно в пяти
километрах от наших Левенок. Около двух суток мы
скитались по чужим хаткам и не чаяли, как
попасть домой. Наконец, поступила команда:
«Домой»!
Нет большей радости, как идти домой. И стар, и
млад спешили к своему жилью, хоть и не знали мы,
что нас там ждет. Когда уходили из деревни, она
горела, домашний скот метался среди пожарищ.
Самыми преданными своему погибающему жилищу
остались кошки, они отбегали в ближайшее укрытие
и, как потом оказалось, оставались там до
возвращения своих хозяев.
Возвращались в свою деревню мы почти бегом.
Матери наши причитали: «Уцелели ли коровы -
бедняжки, не доенные столько дней»?
Деревня имела страшный вид. Некоторые уже знали,
что их дома сгорели, а другие надеялись на чудо.
Печи от сгоревших домов стояли, как черные
исполины, выстроившиеся в ряд.
Впереди мы увидели солдат, которые на
самодельных носилках несли убитого солдата.
Когда дошли до середины деревни, увидели готовую
могилу. Солдаты с носилками остановились и
начали опускать тело в могилу, прозвучали
выстрелы, застучали лопаты. У солдат были
суровые лица, женщины стояли и тихо плакали, у
каждой ведь на войне кто-нибудь был, а весточек
не было уже два года.
Казалось, беспросветное горе обрушилось на
людей. Из шестнадцати остались только четыре не
сгоревших дома, в том числе и наш крошечный
домик. По оставшимся домам люди начали
расселяться. Семьи были маленькие: по два - три
человека, редко какая семья состояла из четырех
человек, остальные были на войне, и судьба их
была не известна.
Наши матери бросились на поиски своих домашних
животных. Собак и кошек никто не искал. Собак
немцы давно всех перестреляли, а кошки начали
сбегаться сами к своим домам и хозяевам. Нашу
корову мать нашла только на второй день в
стареньком полуразрушившемся сарайчике. В
отдельных местах шерсть у нее обгорела, вид у
нее был полуодичавшего животного. Мы же,
мальчишки, были заняты изучением последствий
боя. Первое, что мы обнаружили, - могилу нашего
солдата, на тумбочке со звездочкой была написана
фамилия Захаров, имя я уже сейчас не помню.
Могила в центре деревни постоянно держала всех в
напряжении. Каждый чувствовал, что этот солдат
погиб за нас, чтобы мы остались жить, а также
все думали о своих близких, которые тоже где-то
воюют.
В центре деревни около набата был сложен большой
штабель ящиков с противотанковыми минами - немцы
перед отступлением завезли их. Они были
упакованы в окованные ящички по три мины в
каждом. Несколько дней мы ходили около них и
думали, что было бы, если бы немцы успели
расставить их по деревне, сколько было бы жертв.
Армии было не до мин, а мы долгое время боялись
и не пытались их разбирать. У подростков было
много других военных забот. Во многих местах
валялись не полностью взорвавшиеся мины от
шестиствольного немецкого миномета. Сначала
особенно не задумывались, а припрятывали, как
говорят, «на потом», вдруг пригодятся.
Март месяц близился к концу. Снег превратился в
кашу. Обувки наши не выдерживали ежедневных и
долгих походов. Кто-то из нас обратил внимание
на то, что снег сошел со льда на реке Жижала, а
лед еще крепкий и по нему можно обследовать
более дальние окрестности, где немцы держали
оборону.
Мои дружки: Петька Захаров, Сашка Никифоров и я
решили, двигаясь по льду реки, подобраться к
лесному массиву «Гущино», где особенно крепко
отсиживались немцы, используя холмистую
местность, проходящую вдоль берега реки Жижала и
заросшую, в основном, хвойным лесом. При подходе
к лесу нужно было преодолеть еще один поворот
реки. Здесь мы уже притихли, перестали
баловаться и болтать о разном. Лед по центру
реки за счет подъема воды имел уже большую
трещину, и вдруг мы увидели вдалеке торчащий
непонятный предмет посередине реки. Напряжение
наше начало возрастать. Идем осторожно, молчим,
глаз не сводим со странного предмета. Еще
несколько шагов, и мы узнаем, что это ствол
сорокапятимиллиметровой пушки. Подойдя ближе, мы
увидели в полынье на дне реки взорванный лафет
пушки, а под ним остатки обыкновенных саней,
части лошадиных туш. По льду и берегам были
разбросаны не взорвавшиеся снаряды. Мы сразу
поняли, что кто-то взорвал все это. Поскольку
снег успел растаять, то следов не было видно, и
мы не могли понять, что же произошло здесь. За
следующим поворотом реки мы увидели развязку
трагедии. Мы увидели трех погибших наших солдат.
Видно было, что они пошли в атаку, двое из них
успели добежать до берегового обрыва, а третий
солдат немного не добежал до укрытия и был
сражен пулей в грудь. Первые же два солдата
успели занять оборону у берега реки, но оба были
сражены, видимо, снайперскими пулями в голову.
Солдаты, все трое, как на подбор высокие,
крепкие, молодые мужчины. Мы побоялись проверять
их документы и вообще очень близко подходить.
Нас охватил страх и ужас, мы впервые увидели так
близко смерть. Перед нами стоял лес плотной
стеной, в котором, как нам казалось, еще могли
быть немцы. На льду реки мы обнаружили две
винтовки и автомат со сломанными прикладами, тут
же валялись и затворы от этих винтовок. Собрав
оружие, мы поспешили в деревню. Сначала мы шли
молча, стараясь быстрее покинуть это страшное
место. Потом, когда миновали бывшую линию
обороны немцев, заговорили наперебой: «Как такое
могло случиться, без всякой разведки
артиллеристы въехали прямо в центр немецкой
обороны, хотя могли из-за поворота реки стрелять
по ним из орудия»? Снарядов, видимо, было много,
часть невзорвавшихся снарядов со шрапнельными
головками была взрывом разбросана по берегам. У
нас не было ответов, нет их и сейчас, что
заставило артиллеристов бросить пушку,
установленную на санях, и идти вперед. Ясно нам
было одно, что немцы взорвали сорокапятку. К
тому времени наши войска ушли, видимо, далеко
вперед, и их никто не искал.
Но был же командир, который послал их в это
«пекло», а когда наши войска ушли вперед, мы
считали, просто забыл о них. Забегая вперед,
должен сказать, что до конца войны ни одно
должностное лицо не поинтересовалось судьбой
этих солдат.
Трое мальчишек почти бежали в деревню со
страшной вестью. Нас занимал главный вопрос, как
наши солдаты попали в смертельную ловушку?
В деревне начался очередной переполох, некоторые
хотели немедленно бежать туда, думая, нет ли
среди убитых кого-нибудь из своих. Но дело было
к вечеру, поэтому похороны перенесли на завтра.
В похоронах приняли участие почти все, с
тревогой, жалостью и слезами.
Март 1943 года был страшный, люди были под
смертельной опасностью во время боя, видели
гибель людей, и почти все лишились крова, а
некоторые и домашних животных. Но у русских
людей неистребимый дух борьбы за жизнь. То
здесь, то там застучали топоры, и начали расти
небольшие домишки. Левенки, хоть и крошечная
деревенька, жива и сейчас, несмотря на
обрушившиеся на нее несчастья.
Случилось так, что у меня появилась
необходимость через несколько десятков лет
побывать в селе Кикино Темкинского района по
вопросу пенсионного стажа военного периода. В
беседе с секретарем Кикинской сельской
администрации возник вопрос о перезахоронении
погибших наших солдат при освобождении деревни
Левенки в 1943 году. Секретарь администрации
убедительно меня заверил, что сразу же после
окончания войны все останки погибших были
перенесены в братскую могилу села Кикино.
|
|